Власть любви

Человек, дошедший до края отчаяния, может наложить на себя руки. Лугару не способен на суицид, слишком силен инстинкт выживания. И что же ему остается? Только стать волком, уйти в лес и навсегда забыть, что когда-то был человеком.

«Древнейший, — осторожно позвал Борис, — я могу вам чем-то помочь?»

«Нет», — донесся равнодушный ответ.

Настаивать Арсеньев уже не решился.

До самого вечера Егор пролежал, практически не шевелясь. Мысленно перебирая моменты, проведенные с Лесей. Перед внутренним взором стояло ее свежее личико, чуть вздернутый нос, озорные глаза. Он вспоминал, как она наклоняла голову на бок, словно прислушиваясь к чему-то. Как прищуривалась, пронзая его возмущенными взглядами. Как отдавалась ему, принимая его в себя пусть под давлением, но все же с желанием, равного которому ей больше ни с кем не испытать.

Он бредил запахом ее плоти. Словно наяву чувствовал, как шелковистые завитки ее волос скользят по его груди. Ощущал ее прикосновения, невесомые и робкие, как первые поцелуи. Ловил себя на том, что слышит ее голос, шепчущий его имя в порыве страсти.

Нить, образовавшаяся между ними за это время, была гибкой и звонкой, как стальная струна. Но каждую минуту Егор с затаенным страхом ждал, что она оборвется. Леся пыталась закрыться от него, не пускала в свои мысли, не желала, чтобы он слышал и чувствовал ее. И ей это удавалось. Он с трудом улавливал только отголоски ее эмоций, которые доходили к нему, будто сквозь вату, по пути теряя свою окраску.

Даже сейчас, когда он ее отпустил, когда расстояние между ними увеличивалось с каждой минутой, его пара продолжала отвергать его с маниакальным упорством.

Она его ненавидела.

Рана, оставленная ножом Ермилова, давно заросла. Но рана, оставленная Лесей, только увеличивалась, заставляя Егора испытывать жестокие муки.

* * *

В ту ночь Леся почти не сомкнула глаз. Чем ближе был час отъезда, тем больше ее мучила мысль о том, что она совершает непоправимую ошибку. Прокрутившись в постели, она далеко за полночь забылась коротким тревожным сном, но даже в нем не нашла покоя.

Ей снился Егор.

Такой, каким она видела его в последний раз. Беспомощный. Преданный. Раздавленный. Распластанный на грязном полу.

И он ее звал. Она слышала его слабый голос, зовущий, словно из темноты. Голос без лица, наполненный невыразимым отчаянием и мольбой.

Как она могла с ним так поступить? Почему ушла, не оглянувшись, не убедившись, что он жив — и ему ничего не грозит? Понадеялась, что отец прав и фантастическая регенерация лугару поможет затянуть раны?

А как насчет той раны, что она сама ему нанесла своим уходом?

Леся не хотела об этом думать. Но даже во сне не нашла покоя.

Проснулась она задолго до рассвета. В незашторенное окно светила луна, ее свет раздражал, не давая сомкнуть глаз. В ушах продолжали стоять отголоски волчьего воя, который Леся слышала во сне. Поднявшись, девушка прошла к окну, задернула штору, потом посмотрела на отца. Тот улегся спать на диване, накрылся покрывалом, взятым с кровати, и сразу же провалился в глубокий сон.

С минуту Леся стояла, прислушиваясь к его ровному дыханию. Потом осторожно, на цыпочках, направилась к двери в ванную. Она сама не знала, зачем это делает, но что-то словно тянуло ее туда.

Войдя, она приблизилась к зеркалу и оттянула воротник футболки, которую одела вечером вместо ночнушки. На шее, с левой стороны, там, где начинается изгиб плеча, пульсировало странное пятно в виде окружности, и эта окружность больше всего напоминала следы от зубов. Старый, уже побелевший и стершийся от времени шрам, который почему-то вдруг напомнил о себе тупой болью.

Дрожащей рукой Леся коснулась этого шрама. Кожа на странном пятне оказалась твердой, горячей. Понимание прокатилось по телу жаркой волной, заставив выступить пот на висках: это та самая брачная метка, которую поставил Егор. Это его укус.

И словно издалека, через километры расстояния, разделявшего их, она вновь услышала его голос. Он звал так тихо, что невозможно было разобрать слова. Только отчаяние и боль, сквозившие в каждом звуке.

— Кто же ты такой, черт возьми? — прошептала Леся, едва не плача. — Что ты со мной сделал?

Внутренности скрутило колючим узлом. В глазах потемнело, и к горлу подкатила мучительная тошнота. Всхлипнув, девушка согнулась над раковиной. Желудок буквально выворачивался наизнанку, пытаясь избавиться от печенья, которое отец заставил проглотить перед сном. По щекам текли слезы.

— Леся?

За дверью раздался встревоженный голос отца.

Черт возьми, только его заботы ей не хватало!

Леся сжала руками края раковины, сплевывая густую, горькую от желчи слюну.

— Папа, я в ванной. Иди спать, — процедила, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

— Ты там в порядке? — шаги отца замерли с той стороны двери. — Может, тебе нужна помощь? Тебе плохо?

— Нет. Я в порядке. Живот прихватило.

— Точно? — в его тоне сквозило скрытое недоверие. — Последнее время ты выглядишь неважно. И ничего не ешь. Может, ты заболела?