Власть меча

Он миновал лесничество и свернул на Родс-авеню, потом проехал по дороге мимо ботанического сада «Кирстенбош»; массив горы закрывал половину ночного звездного неба. Дорога на нижних склонах вилась сквозь хвойный лес. Не доезжая до прохода Констанция-Нек, Манфред затормозил и, взглянув в зеркало заднего обзора, убедился, что за ним никто не едет. Потом выключил фары и резко свернул на лесную тропу.

Двигался он почти шагом, на самой малой скорости, пока не добрался до лесных ворот. Там он остановился, не выключая двигателя, вышел и попробовал открыть ворота ключом. Ключ дал ему Рольф, заверив, что лесник – друг. Ключ легко повернулся, Манфред провел свой «моррис» за ворота и закрыл их за собой. Набросил дужку замка, но запирать не стал.

Он очутился в начале узкой вьючной тропы и стал подниматься по ней зигзагами, резко поворачивая. Пересек круговую тропу, которая огибала всю гору в трехстах метрах над уровнем моря. Через милю, под самой вершиной, Манфред свел машину с тропы и поставил так, чтобы ее не заметил случайный турист. Достал из багажника «маузер» и старательно завернул в легкий брезент. Потом закрыл машину и с ружьем на плече пошел назад к круговой тропе. Фонарик он использовал как можно реже и только для быстрых взглядов на тропу, заслоняя луч своим телом.

Через двадцать минут он пересек тропу, которая поднималась прямо к ущелью Скелетов, и осветил фонариком бетонный дорожный столб с надписью:

ТРОПА СМАТСА

Бетонный блок скорее напоминал надгробие, а не путевой столб, и Манфред мрачно улыбнулся такому подходящему знаку. Старый фельдмаршал превратил этот путь в самый известный прогулочный маршрут к вершине.

Манфред быстро, без остановок поднялся на 1200 футов к ущелью Скелетов и наконец миновал Брекфаст-рок за вершиной на плоскогорье. Здесь он ненадолго задержался и оглянулся. Далеко внизу в ночной тьме лежала долина Констанция, освещенная только цепочкой уличных фонарей. Он повернулся к ней спиной и начал последние приготовления. Два дня назад он разведал это место и выбрал его в качестве огневой позиции. Он точно отмерил расстояние до той точки тропы, в которой покажется человек, поднимающийся на вершину.

Он занял позицию. Это было пространство между двумя камнями, отчасти заслоненное горным кустарником. Манфред накрыл низкий упругий подлесок брезентом и лег, растянувшись во весь рост, примяв растения и превратив их в удобный матрац.

Поерзав, он выбрал положение для стрельбы, прижал ложе «маузера» к щеке и нацелился на верх тропы в 250 метрах от себя. Сквозь цейссовский прицел он видел отдельные веточки куста, который рос за тропой и четким силуэтом вырисовывался против слабого света из долины внизу.

Ружье он положил перед собой на брезент так, чтобы его можно было немедленно пустить в ход. Потом поднял до ушей воротник пальто и плотнее закутался. Ожидание предстояло долгое, на холоде. Чтобы скоротать время, он принялся вспоминать все те планы, что привели его сюда, и прикидывать, каковы будут его шансы завтра утром, когда в десять тридцать с небольшим его добыча начнет подниматься по тропе, названной в ее честь, и попадет в перекрестие цейссовского прицела.

В старательно собранном абвером досье на Яна Кристиана Сматса, которое Манфред тщательно изучил в Берлине, указывалось, что в последние десять лет в этот день фельдмаршал строго соблюдал договоренность со старым другом. Теперь судьба страны зависела от того, сделает ли он это снова.

* * *

Шаса миновал «ворота Анрейта» и по длинной, извилистой подъездной дороге направился к шато. Перед Вельтевреденом стояло больше десяти машин, среди них «бентли» Блэйна. Шаса поставил свой «ягуар» рядом и посмотрел на часы. Десять минут девятого. Он опоздал. Мама рассердится, она строгая сторонница пунктуальности.

Но мать снова удивила его: выскочив из-за длинного стола в столовой, она побежала ему навстречу, раскрыв объятия. На знаменитый завтрак в Вельтевредене собралось около двадцати человек. Буфеты ломились под тяжестью серебряной посуды и еды. Слуги в длинных белых канзах и фесках расплылись в улыбках, увидев Шасу, а гости радостно загудели.

Здесь были все, кого Шаса так любил: дедушка Гарри во главе стола, проворный, как эльф; рядом с ним Анна с улыбкой на лице, похожая на дружелюбного бульдога; Блэйн; Тара, прекрасная, как весеннее утро; Мэтти, веснушчатая, морковно-рыжая; оу баас; и, конечно, мама. Не было только Дэвида.

Шаса подошел к каждому: смех, болтовня, обмен поцелуями, объятия и пожатия рук. Когда он поцеловал покрасневшую Тару, послышался свист и возгласы. Он протянул дедушке Гарри подарок и стоял рядом, когда тот разворачивал первое издание «Путешествий Берчелла»[96] в сделанном на заказ переплете и радостно разглядывал книгу. С уважением пожал руку оу баасу и покраснел от удовольствия, услышав негромкую похвалу: «Ты молодчина, керел». Наконец он обменялся несколькими словами с Блэйном и только потом нагрузил тарелку едой и занял место между Тарой и матерью.

От шампанского он отказался: