Читаем Власть полынная полностью

Да и как было их не бранить, если Вятка вздумала от Москвы отделиться! Им, вятичам, Москва-де не указ и государь не государь. У них свои бояре и свои люди торговые, не хуже московских.

Нашлись среди вятичей и зачинщики. Их не так уж и много, но они вятичей взбунтовали, купцов московских, какие у вятичей меха и кожи скупали, изгнали из города.

Разошёлся Иван Третий, голос возвысил: — Я, государь, Русь собираю, а вятичи намерены рвать её на уделы? — Уставился на бояр. — Слать к Вятке войско, привести вятичей к покорности. А тех, какие намерились от дани уклониться, карать сурово! Да к крестоцелованию их всех до единого привести!

И Дума в один голос приговорила вятичей не миловать, а воеводой на Вятку пойдёт князь Даниил Васильевич Щеня…

Угличский удельный князь Андрей в последние годы душой извёлся. Хоть великий князь Московский и брат ему, но покоя от того нет. Подбирается Иван к Угличу. Новгород смирил и заставил его, Андрея, и Бориса идти на Новгород в поход. Белоозёрское княжество проглотил. Удел умершего брата Юрия к Москве присоединил, земли Андрея Меньшого забрал на себя. Теперь Тверское княжество подмял. Виданное ли дело, походом на князя Михаила ходил, принудил того в Литву бежать, а Ивана Молодого на тверское княжение посадил…

Угличское княжество Иван Третий ровно медведя в берлоге обложил. Княжество слёзное, маленькое, однако прибрать замыслил. От таких братних нападок князь Андрей даже в Литву податься замысливал.

Как-то поделился думами со своими угличскими боярами, а кто-то из них возьми и передай о том великому князю.

Немного и времени минуло, как сам государь в Углич явился, стыдил, попрекнул, что Андрей раздор в семье затеял, и клятвенно пообещал не трогать Угличское княжество.

Успокоился князь Андрей, да ненадолго. Сердцем чуял, замышляет великий князь на него недоброе. Андрей созвал на Думу угличских бояр и по их совету намерился в Москву отправиться, с братом, великим князем, полюбовно урядиться.

Однако Иван Третий опередил угличского князя…

Приехал в Углич великокняжеский дворецкий, князь Пётр Шестунов, а с ним оружные дворяне.

Тревожно стало князю Андрею. И хоть добр был великокняжеский дворецкий, от имени государя звал его на пир в Москву, но тревога не отпускала князя. С нею и в Москву отправился…

Недалёк путь от Углича до Москвы, в прошлые лета угличский князь в поездке подрёмывал, а ныне сидел, ровно сыч, насупился. Не верилось ему, что брат на обед его позвал. Ох, недоброе задумал великий князь!

С тем князь Андрей и в Кремль въехал, к Красному крыльцу подкатил. Тут его дворецкий, князь Шестунов, встретил и повёл в палаты.

Смотрит князь Андрей — не в трапезную направляется Шестунов, а в малую государеву палату, где его уже дожидался великий князь.

Не обнялись, как прежде, братья, уселись в креслах друг против друга. Андрей насторожённо глядит, а государь сурово на брата смотрит, бороду теребит.

— Что же ты, Андрей, волком косишься? Поди, так и сыновей своих научаешь?

— Облыжное на меня возводишь, государь.

— Так ли? Не ты ли, Андрей, братьев Юрия и Андрея Меньшого на меня подбивал? Молчишь, ровно в рот воды набрал… Не вы ли крест целовали противу меня, великого князя, грамоты к Казимиру слали? Не я ли тебя, Андрей, с Борисом от рубежей литовских воротил? Да ещё много чего ты, Андрей, замысливал.

— Государь!

— Я всей земли Московской государь, и казнить и миловать в моей власти.

Вскочил, сделал повелительный жест:

— Здесь погоди!

Удалился, оставив Андрея в замешательстве. Мысль горькая одолевала: зачем Углич покинул?

Не слышал, как вошёл князь Семён Ряполовский, а с ним бояре.

— Князь Андрей Васильевич, — промолвил Ряполовский, — государь и брат твой, великий князь Иван Васильевич, повелел тебя в клети держать до его указа. А с тобой и бояр твоих, и казначея, и дьяка, и детей боярских от мала до велика… Не обессудь, князь Андрей, не вольны мы…

А вскоре из Москвы в Углич отправился великокняжеский дворецкий Пётр Шестунов со строгим наказом взять под стражу сыновей князя Андрея — Ивана и Дмитрия…

В Москве на Казённом дворе несколько месяцев томился князь Андрей Угличский. Здесь и смерть принял.

С половины дороги отходили ордынцы, огрызаясь, навязывали конные схватки, рубились жестоко.

К Казани московские полки подошли с боями. Первыми пробились ратники Беззубцева. Шли, переговариваясь:

— Ордынцы и в прошлый раз цепко держались.

— Так вы берегом продвигались, а мы судовой ратью!

За полками воеводы Константина Беззубцева двигались полки Даниила Холмского.

От Волги до лесов, что версты за две от Казани, стеной встало московское войско. Ратники принялись рубить деревья, копать рвы, строить ограждения.

Вдали поставили шатры воевод и тут же шатёр Мухаммед-Эмина.

Не успели изготовиться, как наскочила конница темника Аль-Гази. Ворвалась с воем и визгом, потеснила полки Беззубцева.

Ему в помощь ринулись конные дворяне воеводы Холмского. Сшиблись. И те и другие дрались остервенело. Звенела сталь, храпели кони. Крик и вой разносились под стенами Казани…

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза