Власть предыстории

В самом начале, как это присуще и другим древнейшим социальным явлениям, Инакомыслие было, надо думать, едино, синкретно. По прошествии веков оно выделило из своей среды такие различные по своей социальной сущности явления, как Преступность и Науку, а в самой Преступности создало политическую и уголовную ветви. Первая заслужила почтение, в ее среде появились диссиденты; вторая по-прежнему считается низкой и аморальной. Убийство, кражи, хулиганство во все времена осуждались обществом. Выработка высоких идей относительно устройства общества, создание новых технологий и технических устройств, разработка научных идей — почетно, хотя нередко и наказуемо.

Но как бы там ни было, первоначально все эти разнохарактерные и противоречивые явления возникли из Инакомыслия, появившегося в конце палеолита, резвившегося в эпоху неолита и ставшего разветвленным и многоотраслевым в писанной Истории. Без Инакомыслия мы были бы похожи на муравьев, выполняющих одни и те же операции, предписанные обычаями и пользой муравейнику. Без Инакомыслия мы по-прежнему сидели бы в каменном веке и пользовались рубилами, не помышляя ни о луке со стрелами, ни о бумеранге, ни о дротике. Инакомыслие породило отступников, ломавших традиции, нарушителей морали и преступников, не убоявшихся перешагнуть карающие законы и обычаи; ученых и мыслителей, не раз ломавших представления о справедливости, свободе, устройстве общества; еретиков, искавших новые пути в вере. Здесь важна сама по себе способность мыслить и действовать иначе, чем предписывают общество, его привычная технология, его узаконенная мораль, его общепринятые взгляды на социальное устройство.

Инакомыслие предполагает внутреннюю, психологическую установку на нарушение какого-то сложившегося в обществе запрета на идею или поведение. Словарь Вебстера понимает «делинквентность» как «психологическую тенденцию к правонарушениям». Разумеется, нельзя назвать делинквентом диссидента, который не разделяет мнения господствующих верхов на устройство общества; не назовешь делинквентом и ученого, замахнувшегося на устоявшиеся в науке авторитеты. Но психологическая тенденция к противоборству с установленными запретами у них одна и та же.

Что характерно для Инакомыслия? Его неуничтожимость в обществе. Как бы сурово с ним ни боролись, как бы ни относились к нему — оно существует и не может исчезнуть. И не только по причинам утилитарного свойства: искоренишь Инакомыслие — перестанут развиваться техника и технология, замрет наука, остановится развитие общества… Поэтому-то Инакомыслие в каких-то оптимальных размерах — признак здорового общества, хотя оно и включает в себя уголовную преступность. «Нет никакого другого феномена, который обладал бы столь бесспорно всеми признаками нормального явления, ибо преступность тесно связана с условиями жизни любого коллектива, — писал Эмиль Дюркгейм, под пером которого преступность выглядит разновидностью Инакомыслия. — Свобода мысли, которой мы пользуемся ныне, была бы невозможна, если бы запрещавшие ее правила не нарушались вплоть до того момента, когда они были торжественно отменены. Однако до этого нарушение правил считалось преступлением, ибо оно посягало на чувства, с особой силой переживавшиеся средним сознанием. И все же это преступление было полезно как прелюдия к реформам, которые с каждым днем становились все более необходимыми. Либеральная философия имела своих предшественников в лице всякого рода еретиков, которые в силу закона наказывались гражданскими властями на протяжении средних веков и до начала нашей эпохи»[167].

Проблема появления Инакомыслия в обществе практически не изучена, до сих пор исследовались лишь некоторые ее аспекты, связанные с конформизмом-нонконформизмом и преступностью. Попытки прогнозировать то или другое кончались неизменно крахом. Социалисты в России боролись с конформизмом царской империи — и создали куда более жесткий и затхлый дух конформизма в нашем Отечестве! Еще поразительнее судьба прогнозов криминалистов, связавших свои надежды и чаяния с идеей социализма.