Власть предыстории

В это же время возник еще один древнейший феномен социума — Искусство (4.3.1.). Выполняя ритуал сплочения пратолпы и стремясь достигнуть ее состояния, неандертальцы, а вслед за ними и люди проходили все стадии возбуждения и перевозбуждения, включая столпление, усиление эмоционального взлета с помощью ритмических ударов в грудь и топота, затем — постепенный спад этих явлений с «развязкой» и «опустошением в душе». Однако у людей этот ритуал пратолпового эффекта не достигал. Реакция как бы срывалась на полпути. Постепенно произошло отделение ритуала от пратолпового действия, он начал наполняться смысловым содержанием. Возникло Искусство синкретического типа: танец — хоровое пение, когда ритмические удары в грудь и «топотуха» дополнялись вскриками, воплями, телодвижениями, имитирующими пратолповые мистерии. Эстетическая реакция последующего Искусства оставалась на уровне сублимации процесса столпления-растолпления. Так, на наш взгляд, объясняется происхождение и самой этой реакции (4.3.2.), и первых видов синкретического искусства. Бессмысленный ритм, еще не опредмеченный ни трудовыми, на охотничьими, ни агрессивно-оборонительными знаками, стал основой первобытного Искусства и закреплен в орнаменте (4.3.3). Лишь по прошествии веков крепнущее и развивающееся сознание начало заполнять странные фигуры танца содержанием.

Как мы видим, загадочные стороны Искусства объясняются с помощью процессов, происходивших в финале предыстории. Становится понятен смысл таинственного и туманного катарсиса, зашифрованный Аристотелем, и волнообразная эстетическая реакция, протекающая в нас, когда мы танцуем в дансинге, переживаем похождения Гамлета, принца датского, когда вглядываемся в картины художников-абстракционистов или читаем стихи Эмили Днкинсон и Пушкина. Спортивные состязания и игры — еще два вида сублимации и эксплуатации все той же пратолповой психофизиологической реакции. Тяжкие кровавые игрища типа корриды или гладиаторских боев, когда на арене льется кровь, дают неожиданное просветление эмоции в завершающей стадии зрелища: из толпового состоянии люди выходят с облегчением, с их глаз словно спадает пелена тумана, когда ярость и жажда истребления охватывает психику зрителя; наступает разрядка, спад эмоции, духовное освобождение от толпы. Человек выходит из нее с чувством облегчения — он возвращается в лоно человека, побыв некоторое время в шкуре предка.

Эту реакцию можно развивать и тренировать, она способна, видимо, поддерживаться на высоком уровне, разрешающем двинуться сразу же по волне Искусства. Но при неразвитости эстетической реакции, при заторможенности ее рефлексией трудно пойти навстречу непривычному зрелищу, непонятной музыке, абстрактному рисунку. Однако что такое в данном случае абстракция? Попытка художественными средствами передать человеку-зрителю волну эстетической реакции, не более того. Так что подлинной абстракции в Искусстве не существует. Либо оно есть, либо его нет — не более. Однако, если человек втягивается в эстетическую реакцию, то ему до определенной степени безразлично содержание произведения. Музыка, с этой точки зрения, вообще бессмысленна.

Итак, перед нами картина зарождения трех самых древних социальных феноменов: Инакомыслия (об одной ею важной черте — неуничтожимости в обществе — скажем чуть позже), Религии и Искусства. Вернемся, однако, к нашей модели предыстории и назревавшим в ней процессам.

Сосуществование предлюдей и человека было, по-видимому, крайне непрочным. Оно основывалось на миролюбии палеоантропов и слабости людей — толпа не могла противостоять пратолпе по скорости передвижения, мощи удара, истребительным возможностям. Зыбкое равновесие поддерживалось и малочисленностью людских поселений, которые пока не затрагивали в широких масштабах экологическую нишу своих предков. Люди старались приспособиться к зависимому существованию от Богов, пытаясь, видимо, входить с ними в контакт, жить в мире, не пересекая своих путей с дорогами «могущественных» соседей. Мирный характер неандертальцев, отсутствие привычки нападать на своих сородичей явно сдерживал их от открытого конфликта. Ни те, ни другие пока еще не видели в двуногих своих врагов.

Но постепенно палеоантропы ощутили, что люди все более разрушают их налаженный мир. Укрепление и становление человеческих сообществ затрагивало коренные интересы неандертальцев, исподволь сужая их экологическую нишу. И тогда должно было произойти неизбежное: предки ударили по потомкам всей силой пратолпы. Для нарождающегоя человечества это было катастрофой.