Власть. Распри. Подоплека

— Всем сразу стало ясно, — продолжал оратор, — мы решительно против, мы не хотим слушать такие речи! Причем Никита Сергеевич Хрущев ботинок положил таким образом (впереди нашей делегации сидела делегация фашистской Испании), что носок ботинка почти упирался в шею франкистского министра иностранных дел, но не полностью. В данном случае была проявлена дипломатическая гибкость.

И снова смех и бурные аплодисменты.

— С трибуны Генеральной Ассамблеи, — иронизировал Аджубей, — не только слоны западного мира выступали. Иногда они выпускали мосек. Однажды на трибуну выполз представитель Филиппин и завел речь о том, что порабощенные страны существуют, дескать, и кое-где в Европе, явно намекая на социалистическое содружество. Немедля было взято слово для ответа и отпора. Филиппинец получил то, что заслужил: прозвище холуя империализма. В конце следующего дня этот филиппинец вышел бледный на трибуну, начал с извинений (значит, подействовало!), а потом заявил, что он смотрел несколько русско-английских словарей — искал в них, что означает слово «холуй». По одному словарю — это лизоблюд, подхалим, по другому, английскому, словарю — низкий, мерзкий человек, пресмыкающийся. Прошу, мол, господина Хрущева изъять слово «холуй» из протоколов Генеральной Ассамблеи. Он немедленно получил ответ: это будет сделано в том случае, если слово «холуй» останется в протоколе Ассамблеи по тексту выступления филиппинского делегата. Видимо, не разобравшись, что к чему, филиппинец сказал: я согласен, пусть в моем выступлении слово «холуй» останется.

От мощных раскатов смеха и бури аплодисментов, казалось, задрожали своды Кремлевского дворца съездов. Закачались, наверное, и подвесные хрустальные люстры.

— Наверное, до сих пор икает фашистский министр Испании Лекерика, этот недобитый вояка из «голубой дивизии», который во время одного из выступлений главы советского правительства пробовал что-то верещать со своего места. Когда Хрущев возвращался с трибуны и проходил мимо этого фашистского выкормыша, то сказал во всеуслышание, сказал как коммунист: «Придет час, и рабочая Испания вынесет вам свой суровый приговор». Это был тоже контакт, и тоже полезный, это тоже была борьба, и очень острая! Не сомневаюсь, что испанские патриоты и дорогой наш друг товарищ Долорес Ибаррури будут только приветствовать такие контакты и такую борьбу!

И снова голос оратора потонул в громе аплодисментов. Пройдет всего три года, и люди, столь бурно выражавшие свое восхищение экстравагантным поступком Хрущева, будут ставить его в вину, возмущаясь невежеством первого секретаря, осрамившегося в Америке.

И в заключение — свидетельство, которое, по мнению записавшего его известного журналиста Ильи Шатуновского, открывает совершенно в ином свете удивительную выходку Хрущева, представлявшуюся многим бессмысленной и необъяснимой. Именно оно, это свидетельство, считает Шатуновский, придает знаменитой истории недостававшую прежде причинную связь. Свидетельство записано им в ООН от молодой красивой женщины, обслуживающей зал заседаний. Она помогала делегатам найти свои места, в случае необходимости провожала к телефону, передавала записки и т. д. Эта служительница была непосредственной участницей события, о котором говорил весь мир.

Вот дословная запись ее рассказа: «Хрущев появился в зале позже других. Он подходил к руководителям делегаций социалистических стран и обменивался с ними рукопожатиями. За ним, отталкивая друг друга, бежали журналисты. Со всех сторон к нему тянули микрофоны. Вспыхивали блицы, щелкали затворы камер. Когда Хрущеву до своего места оставалось сделать буквально шаг, кто-то из ретивых корреспондентов случайно наступил ему на пятку, башмак слетел. Я быстро подобрала башмак, завернула в салфетку и, когда Хрущев через мгновенье сел на свое место, незаметно подала ему сверток под стол. Как вы видите, между сиденьем и столом совсем небольшое пространство. И наклониться к полу, чтобы надеть или снять обувь, плотный Хрущев не мог, мешал живот. Так он и сидел до поры до времени, вертя под столом свой башмак. Ну а когда его возмутило выступление другого делегата, он в запальчивости стал колотить предметом, который случайно оказался у него в руках. Если бы он тогда держал зонтик или трость, то принялся бы стучать зонтиком или тростью.

Очевидно, в толпе журналистов никто не заметил, что Хрущев потерял башмак, — закончила свой рассказ сотрудница ООН. — А на то, что я подала ему какой-то сверток, видимо, не обратили внимания даже его ближайшие соседи. И когда он стал стучать башмаком по столу, все решили, что он специально разулся».

Это и есть обещанный третий, действительно убийственный аргумент. Шатуновский обнародовал его еще в годы горбачевского правления, но, похоже, эта сенсация осталась незамеченной. Публику тогда занимал другой скандальный инцидент — показ по советскому телевидению видеозаписи с пикантными подробностями об эксцентричных выходках в Америке главного оппонента отца перестройки и гласности.

Глава 15 ГЕНИЙ С ЧУЖОЙ ФАМИЛИЕЙ