Власть шпаги

— Убили, так. А тело Акинфий велел собакам бросить. Собаки тут злые. Нас сёдня б затравили бы… или повесили б. Потому как, говорят — тати мы, до чужого добра жадные.

— Ничо! — прижав девушек к себе, Никита Петрович погладил их по головам, успокоил. — Еще поглядим, кто тут тати?! Еще поглядим. Пока же пошли-ка отсель побыстрее.

— Но, господине…

— Говорю же — пошли!

Они ушли почти незамеченными — все же кто-то из челяди спустил с цепи пса. Здоровущий клыкастый зверь вмиг достиг беглецов… и тотчас нарвался на саблю. Мирный и спокойный с виду Игнатко коротко, без замаха, ударил псину под грудь. Намертво. Как и надо.

— Молодец, — обернувшись, бросил помещик.

Отрок покраснел от похвалы, словно сенная девица. Миновав ручей, беглецы бросились через луг к опушке, к орешнику…

А там уже шел самый настоящий бой, правда, пока что — огнестрельный! Перезаряжая короткую пищаль — карабин, «старички» — Ферапонт и Силантий — не забывали и хозяйские пистолеты. Дым от пороха поднимался к небу густыми грязно-бело-зелеными клубами… и в этих клубах Семка с ослопом в руках подобрался к самым воротам, да ка-ак вдарил!

Пара досок поддалась, проломилась… Воротная башенка, вздрогнув, окуталась дымом — вражины пальнули из пушки! Пущенное ядро пронеслось над головам штурмующих, не причинив никакого вреда, и плюхнулось в малиновые заросли.

— Однако же — варвары! Дайте-ка мне карабин… Девки, Акинфий-тиун — такой сутулый, с посохом и в черном?

— Да, так. С посохом. А уж злющий… Не человек — диавол!

— Ага…

Ползком подобравшись почти к самым воротам, Никита дождался, когда пороховой дым несколько рассеялся и, углядев на воротах сутулую фигуру, пальнул… Судя по крикам — попал, а вот насмерть или так, ранил, было не ясно. Да и черт с ним, с сутулым!

— Заря-жай! — убравшись обратно к опушке, азартно распорядился Бутурлин. — Целься!

Да уж, да уж… можно подумать, было из чего целиться! Кургузый карабин-аркебуз да два пистолета — из такого орудия только шагов на полсотни бить, да и то — в белый свет как в копеечку.

На этот раз Никита Петрович взял себе пистолет, карабин же отдал Леньке. Усмехнулся, целясь в бегавших в надвратной башенке людишек…

— Пли!

Три выстрела ударили разом. Не сказать, чтоб громыхнули, так… словно простыня сырая на морозе треснула. Однако же хомякинские убоялись — головы попрятали тут же.

— Так вам! — недобро засмеялся помещик. — Ужо… Заря-жай!

— Господине… — запыхавшись, прибежал оставленный на дозоре Игнатко.

Обернувшись, Никита Петрович ожег отрока взглядом:

— Ты почто тут? За девами кто присматривать будет?

— Так я это, доложить, — подросток испуганно захлопал ресницами.

— Ну, так докладывай, не жуй сопли! — нетерпеливо бросил лоцман. — Случилось что?

— Случилось, господине. За ручьем, на дороге пыль клубом поднялась. Не иначе — супостатам здешним подмога!

— Это плохо, что подмога, — Бутурлин задумчиво посмотрел вдаль и, загнав шомполом пулю в короткий пистолетный ствол, уточнил: — И далеко ль?

— Версты четыре… пять…

— Тогда уходим… — усмехаясь, помещик поднял пистоль. — Та-ак! Целься… Вот им на прощанье… Огонь!

Снова три ствола бабахнули разом. Пули горохом рассыпались по воротам. Одна — даже проломила доску! Это — явно из карабина, ага.

— Уходим, — пролетела весть.

Все быстро собрались, подхватили оружие, побежали кустами к лесу, к коням… Палило за соснами солнце, жарило, отражаясь в реке и синих лесных озерах. Сильно пахло можжевельником и разогретой сосновой смолою. Где-то стучал дятел, куковала недалече кукушка, а высоко-высоко в блекло-голубом небе парил коршун.

Измученных девчонок — Ольку и Катерину — посадили на коней, к мужикам. Понеслись наметом по лесной дорожке, так, что никакому ворогу уже не догнать. Те же, кто остался пеш, пошли напрямки, по зимнику. Пешему-то там можно было пройти. Ежели ходы по болотам знать, гати. Ловкий рыжий Ленька, указывая дорогу, уверенно шагал впереди. За ним поспешал вечно стеснительный Игнатко, замыкал же процессию плечистый увалень-оглоедушко Семен со здоровенным ослопом на плече.

На родную усадьбу вернулись быстро, и Бутурлин приказал не запирать ворота, оставить все, как есть. На лугу, рядом с частоколом, мирно паслось стадо. Рядом, за золотистой липовой рощицей, мужики уже начинали пахать. Май-чаровник пролетит — разогреется быстро, скоро и сеять.

Все кругом казалось этакой пасторалью, волшебной и мирной, однако же… Однако же уже залегли по краям поля, в пожне, все те же стрелки — боевые холопы. Примостили пистоли, карабин… Приготовили луки да стрелы. Коль сунутся вражины — получат тут же! Не заметят, откуда и прилетит.

— Не-ет, не сунутся, — усевшись на крыльцо, усмехнулся Никита Петрович. — Верно, ведь не ведают, что это мы их изобидели. Думаю, вряд ли кого рассмотрели. Хотя… может, и узнали кого.

Юная ключница Серафима повела плечом:

— А девы-то, получается, сбегли! Коль вы тут якобы ни при чем.

— Вот-то то и оно, что сбегли! — хохотнул молодой человек. — Сами по себе. Видят — суматоха кругом, вот и сбегли. А чего им, смертушки сидеть-дожидаться? Чай, не дуры ведь.