Сверкающее рыжее солнце плавилось в сине-голубых волнах и, казалось, погружалось прямо в море — вот-вот в закипит! Над мачтами холька, крича, пролетали чайки, лесистый берег слева приблизился, показалась протока, за нею — еще одна. Никаких кораблей поблизости не наблюдалось — попутчики «Красы морей» уже наверняка подходили к Ниену, а шведское судно, как видно, уже успело уйти далеко в море, растаяло без следа. Да и солнце слепит — и захочешь, так никакие паруса не разглядишь, не увидишь.
— Проходите, проходите, господин лоцман. Вот сюда.
Мрачное настроение, тронувшее было чело Бутурлина при известии о Фрице Майнинге — негодяе, каких поискать! — уступило место выражению чисто деловому. В конце концов, этот корабль, этот груз должен был стать первой ласточкой в целой цепи лихих каперских рейдов. Первой ласточкой… Людей, правда, убивать не хотелось… но война есть война.
— Пятнадцать крон вас устроит?
— Пятнадцать крон?
— Ну, хорошо — восемнадцать. Да! Мои помощники могут постоять у штурвала? Пусть учатся шкиперскому мастерству.
— Да-да, конечно, ага.
Каюта капитана, несколько вытянутая, но вполне просторная, была обставлена самой простой мебелью — деревянные лавки, прибитый к полу стол, неширокое, застеленное добротным шерстяным покрывалом ложе. На стенах висели гравюры в резных деревянных рамках, с изображением какого-то европейского города с приземистым собором и вытянутыми шпилями церквей. Наверное, то была Рига.
Роскошное, с мелкой остекловкой, окно каюты выходило, как водится, на корму, на море. В кильватерной струе судна металась разъездная шлюпка, привязанная на прочном канате, за шлюпкой рябила золотистая солнечная дорожка, а вдалеке, за одним из островков, вдруг промелькнули паруса. Это возвращался «Святой Александр». Никуда он не ушел, ни в какую Швецию… Все, как уговорились.
— Хорошо. Восемнадцать так восемнадцать. Но половину попрошу вперед.
— О, да-да, конечно… — торговец склонился над небольшим сундучком.
Никита Петрович оторвал взгляд от моря:
— Красивые у вас картины. Это Рига?
— Да, да. Вот, извольте видеть — собор, мы его называем Дом, — тщательно отсчитав деньги, охотно пояснил господин Бойзен. — Старинной постройки, да. А какой там орган! Если бы вы только слышали! Поистине так поют только ангелы… Этот вот, с высоким шпилем — церковь Святого Петра, это — ратуша, а это… — купец почмокал губами. — Этот вот дом того самого Братства святого Маврикия. Ну, черноголовых… Что поделать — пожалуй, самый красивый дом, и не только в Риге, молодой человек!
Покинув капитанскую каюту, Бутурлин в сопровождении торговца прошел на нос корабля, к бушприту.
— Так вы, говорите, можем пройти? — все еще сомневался рижанин.
— Ну, конечно, можем… Вот та протока, — лоцман показал рукой. — Нет, не эта — та. Туда нужно будет свернуть — там вполне подходящая глубина, хотя и несколько тесновато.
— Слышал? — герр Клаус обернулся к боцману. — Возьмите на рифы паруса на фоке и гроте. Готовьтесь к повороту. Слава Святой Деве — ветер у нас нынче попутный. Повернем! Не извольте беспокоиться — повернем. А уж там — ваша забота.
— Пройдем, — успокоил Никита Петрович. — «Королевская рать», такой огромный пинас — знаете?
— Слыхал.
— Так я его проводил… Все! Поворот!
Засвистела боцманская дудка, забегали матросы, зарифляя паруса. Заскрипел штурвал. Уловив боковой ветер, хлопнул латинский парус. Неуклюжее с виду судно свернуло в протоку легко и изящно, как юная купальщица, нырнувшая в воду. Такая уж была команда… выше всяких похвал. Стоявшие чуть позади шкипера парни — Ленька с Игнатом — переглянулись и восхищенно присвистнули — ого!
— Молодцы! Теперь — вон туда.
— Но там же…
— Пройдем. Держитесь ближе к левому берегу — там глубоко.
Врал Никита Петрович! Врал как сивый мерин. Впрочем, нынче то было не вранье, а военная хитрость. Послушное его воле судно почти вплотную прижалось к лесистому берегу и через короткое время грузно вползло на мель! Именно вползло, а не ткнулось, не налетело… Так вот, медленно, но неотвратимо… Встало, содрогнувшись всем корпусом! Надо сказать, вполне изящно — матросы даже не попадали с мачт.
— Что? — изменившись в лице, капитан повернулся к лоцману. — Что такое?
Двинув купца кулаком в скулу, Бутурлин ловко выхватил шпагу! И вовремя — на него уже бросились и боцман, и матросы… Кто-то с палашом, а кто-то — с короткой абордажной саблей.
Никита Петрович глянул на корму — убранные и взятые на рифы (подвязанные к перекладинам) паруса почти не мешали взгляду. Парни — Игнатко и Ленька — уже управились со шкипером и теперь отбивались от матросни. Но самое главное — из лесу вдруг послышался заливистый свист, и на палубу горохом посыпались вооруженные люди. Вел их Петруша Волк — в белой, разорванной на груди, рубахе, с красной косынкой на голове и с саблей в руках — он был страшен!
Впрочем, рассматривать было некогда…
Со звоном отбив удар, Бутурлин отскочил к бушприту, мысленно, словно сам собой, рисуя на палубе круг — основу дестрезы. Отбив еще одну саблю, нанес удар и сам — быстрый, без замаха, лишь кистью руки.