Власть в Древней Руси. X–XIII века

Близкое по содержанию известие имеется также в статье 1176 г. После убийства Андрея Боголюбского на княжение были приглашены Ярополк и Мстислав Ростиславичи. Первый занял владимирский стол, а второй — ростовский. До этого они пребывали в Чернигове, а поэтому пришли на северо-восток со своей администрацией. Вскоре оказалось, что ее управление было сопряжено с экономическими поборами. Руские посадники замучили людей «продажами и вирами». «Сѣдящема Ростиславичема в княженьи земля Ростовьскыя, раздаяла бяста по городомъ посадничьство Русьскимъ дѣтьскимъ; они же многу тяготу людемъ симъ створиша продажами и вирами».[414]

Можно было бы отнести эти ненормированные дани или штрафы на счет чужих чиновников, не связанных с местными традициями и условиями жизни, но, судя по свидетельству летописной статьи 1175 г. Ипатьевской летописи, такими же алчными были и свои. Когда стало известно об убийстве Андрея Боголюбского, во Владимирской земле начались социальные волнения, острие которых было направлено против княжеской администрации. «Горожане же Боголюбьци разграбиша домъ княжъ и много зла створися въ волости его (Боголюбского — П.Т.): посадниковъ и тивуновъ домы пограбиша, а самѣхъ и дѣтскиѣ его и мечникы избиша, а домы ихъ пограбиша».[415]

Упоминание вместе посадников и тиунов среди грабителей населения указывает на то, что они исполняли одни и те же судебно-фискальные функции. В посадских городах высшим княжеским чиновником после самого посадника был тиун, а в княжеских, где посадников не было, судебные дела от имени князя вершили непосредственно тиуны. Это определенно следует из летописных статей 1093 и 1146 гг. В первой из них сказано о грабеже людей тиунами во время правления в Киеве Всеволода Ярославича. «И почаша тивунѣ его (Всеволода — П.Т.) грабити людии продаяти, сему невѣдущю у болѣзнѣхъ своихъ».[416] Во второй — изложена жалоба киевлян князьям Игорю и Святославу Олеговичам на киевского и вышгородского тиунов, которые чинили несправедливости. «Ратша ны погуби Киевъ, а Тудоръ Вышегородъ».[417]

Более полное представление о судебных полномочиях южнорусских посадников можно составить на основании письменных свидетельств, относящихся к Северной Руси. Разумеется, с поправкой на то, что южнорусские посадники, скорее всего, не обладали такой юрисдикцией, как северорусские.

Практически, ничего неизвестно и о законодательных ограничениях посадских обязанностей в Южной Руси, которые имеются, в частности, в Псковской грамоте. «А которому посаднику сѣсти на посадничество, ино тому посаднику крестъ цѣловати на томъ, что ему судить право, а судомъ не мститися ни на когожь, а судомъ не отчитись, а правого не погубити, а виноватого не жаловати». Не исключено, что подобное крестоцелование посадников могло иметь место и в Южной Руси, хотя, учитывая характер их назначений, клятвы эти давались не городской общине, но князьям.

Из содержания Уставной грамоты Смоленской епископии можно придти к выводу, что на определенном этапе компетенцией княжеского и посаднического суда были также и дела церковные. Иначе трудно понять, зачем надо было вводить в специальной грамоте положение о независимости епископских полномочий. «Ажь будетъ иди тяжа, или продажа епископля, да ненадобѣ ни князю, ни посаднику, ни тивуну, ни иному никомуже». Учитывая тесную и непосредственную связь Смоленской земли с Южной Русью, а также и то, что Смоленская епископия выделилась из Переяславской, можно думать, что подобной независимостью от княжеского и посаднического суда обладали и все другие епархии.