Власть в тротиловом эквиваленте: Наследие царя Бориса

Была разработана система приоритетных производств. На первое место поставили новую отрасль для страны — выпуск автомобилей. И она, по замыслам реформаторов, должна была потянуть за собой расцвет металлургии, машиностроения и электронной промышленности, нефтехимпереработки. Уже в 80-е годы пять гигантов автомобилестроения — «Тойота», «Ниссан», «Хонда», «Мазда» и «Мицубиси» произвели машин в два раза больше, чем Германия и начали теснить США. А про электронику и говорить нечего.

Удивительно, но со временем Япония стала экспортировать и сельхозпродукцию — это при ее-то ничтожных размерах пашни! А дело в том, что землю там не расхватывали жены разных мэров без кепок и в кепках, не засовывали себе под задницу, чтобы выгодно перепродать. Государство распределило ее крестьянам, которых обеспечило семенами, техникой, удобрениями. Не больше одного гектара на душу — и никаких латифундистов! А значит — и никакого сговора монополистов.

Принцип реформ был острый, как бритва: «Если компания не служит обществу, то она заслуживает ликвидации». Американцы хихикали над причудами самураев и полезли было к ним с инвестициями. За годы Второй мировой войны кошельки янки распухли — в самый раз размещать капиталы в Стране восходящего солнца с ее дешевой в то время рабочей силой. Для вывоза прибылей в США.

Но японцы на законодательном уровне запретили иностранные денежные инвестиции в свою страну. Самые передовые технологические линии — пожалуйста, завозить можно. А кто отважится выращивать себе конкурентов собственными руками?

Оккупационная администрация расписалась в бессилии. Говорят, что Макартур, накрученный капиталистами — соотечественниками, бросил премьер-министру: «Не для этого мы вас побеждали». Ему ответили: «Побеждали не вы одни, а с союзниками. Вам же не следует забывать о Перл-Харборе и Окинаве».

Где в таком случае находили японцы деньги для подъема разрушенной экономики? У себя дома! В этом, пожалуй, главная составляющая «японского чуда». Точнее, в особенностях денежно-кредитной политики.

Под национальные инвестиционные проекты были созданы специальные фонды — для автомобилестроения, электронной, нефтехимической и некоторых других капиталоемких отраслей. Аккумулировал эти фонды и распоряжался ими Банк Японии. Граждане отдавали туда свои сбережения под большие проценты. Причем, с сумм в каждом фонде, не превышавших по эквиваленту ста тысяч долларов, налоги не брали.

Японец — обладатель полумиллиона долларов мог разложить их по пяти разным корзинам, не потеряв ни йены. Самые высокие проценты начислялись за вклады в фонд автомобилестроения. Гарантии гражданам давал сам император. За недолгое время были очищены все кубышки.

Не кредитная функция стала основной в деятельности Банка Японии, а инвестиционная. Он сам после анализа выбирал перспективные объекты и вкладывал в них деньги, превращаясь на какое-то время в Главного собственника. Это позволяло ему рассчитываться с клиентами — по их желанию — акциями промышленных гигантов. Постепенно почти все японское население стало акционерами. А поскольку прибыль постоянно росла и оставалась в стране, то и на дивиденды людям грех было жаловаться.

Причем государство установило такой порядок, когда львиная доля доходов не могла оседать в карманах начальственной верхушки. На каждом предприятии был (и остается) защищенный законами свой профсоюз, и прибыли распределялись коллективными решением. Все были заинтересованы лучше работать, больше получать и вкладывать средства в развитие и модернизацию своего производства.

Напомню, что из глубины разрухи Япония поднялась к началу XXI века до позиций второй после США экономической державы мира.

Ее политики с изумлением смотрели и смотрят на лидеров соседней России — будь то Ельцин, Путин или Медведев, которые, как побирушки, бродят по планете с протянутой рукой: «Подайте, ради Христа, инвестиции нашей стране». И это в то время, когда уже не сотни миллиардов, а триллионы долларов, добытых горбом своих граждан, осели и продолжают оседать в офшорах, на зарубежных счетах чиновников, в экономиках чужих государств.

Японская модель развития показалась мне привлекательной — с учетом нашей специфики вполне пригодной для России. Я встретился с премьер-министром страны Миядзавой, с руководителями фракций в парламенте, побывал в императорском дворце. И везде с разрешения Ельцина ставил вопрос: а нельзя ли уговорить оставшихся в живых творцов «японского чуда» поехать в Россию месяца натри и поучить уму-разуму наших реформаторов?

Дозволяя мне заманивать к нам интеллектуалов из соседнего государства, Борис Николаевич рассчитывал, видимо, усилить напор гайдаровской команды на слом старой экономической системы. Он не ожидал, что существует разница между рецептами «Бнай Брита» и японской практикой. Для него, как и для многих функционеров, получивших начальное марксистско-ленинское образование, капитализм был на одно лицо. Только в странах, где народ ерепенистый, буржуи вынуждены платить наемной черни больше, а где нация податливая — меньше.