Власть в тротиловом эквиваленте: Наследие царя Бориса

Все у нас освящалось именем демократических реформ: и разрушение сельской экономики, и растаскивание по карманам финансов. И ведь трудно было придраться. Нужны коммерческие банки? Очень нужны! Назрела земельная реформа? Давно! «Вот мы и делаем то, что нужно, отцепитесь от нас», — отмахивались вожди от подозрений. Делали, но здесь немного не так, там немного не то — чтобы в целом все получалось с точностью до наоборот. Вместо бензина заливали в двигатель воду, вместо воды плескали на пожары бензин. Только узкая группа высших чиновников знала истинный замысел нашей взбалмошной банковской реформы: в хаосе блатной коммерциализации госструктур проще и безопаснее переправлять народные деньги в качестве ясака кукловодам из «Бнай Брита».

По свидетельству бывшего председателя правления Промстройбанка СССР Михаила Зотова, до «большого разбоя» мы имели мощную банковскую систему. Активы одного Госбанка с филиалами превышали совокупные активы (подчеркну — совокупные) таких монстров как «Банк оф Америка», «Сити Банк», «Чейз Манхэттен Банк» (США), «Дойче Банк» (Германия), «Креди Лионе» (Франция), «Дайите Канге банк» (Япония) и «Барклайз Банк» (Англия). То есть «Госбанк» был крупнейшим в мире. А еще действовали «Стройбанк» и «Внешэкономбанк» СССР, с активами чуть меньше, чем у «Госбанка». Рабочий капитал нашей страны составлял тогда свыше 2,5 триллиона долларов. «Считаю, что разворовано и вывезено, — подытожил Михаил Зотов, — около полутора триллионов долларов».

Скажу еще раз: а на «Крестьянский банк» и на другие нужды нашей сельской экономики деньжат не наскребли.

С Силаевым у меня в связи с этим состоялся памятный разговор. Как-то после заседания правительства он поманил меня в свой кабинет для разговора с глазу на глаз, провел в комнату отдыха. Там мы присели в кресла, и Иван Степанович открыл кран в умывальнике, чтобы струя воды с шумом билась в раковину. Подобно Ельцину, он считал, что так можно защититься от прослушивания. Это было в начале лета девяносто первого, когда Борис Николаевич завершал предвыборную кампанию в президенты России, и его всюду сопровождал в поездках по областям первый зам Силаева Юрий Скоков — очень сильная личность. Он выступал на митингах в поддержку Ельцина, действуя магически на толпу, и Борис Николаевич несколько раз прилюдно назвал его будущим премьером России (потом, правда, мелко «кинул», как и Михаила Бочарова. И, став президентом, вновь, с подачи Горбачева, назначил премьером Силаева).

Иван Степанович ревниво отслеживал их поездки. Он переживал, нервничал, боясь потерять свой пост, и стал жаловаться мне на жизнь. Попросил передать Ельцину, что по-прежнему предан ему. Он почему-то считал, что мы с Борисом Николаевичем время от времени обсуждаем работу правительства, и хотел, чтобы я в разговоре отметил большие организаторские способности Ивана Степановича.

Странно было слышать все это. И неприятно. Никогда мы с Ельциным не заводили речи об обстановке в правительстве или его эффективности. Бориса Николаевича такие вещи, по-моему, мало интересовали. А все, что мне нравилось или не нравилось в работе кабинета, я открыто лепил на его заседаниях, иногда вызывая сильное раздражение коллег. Ельцин же спрашивал о делах моего ведомства: тогда власть заигрывала с журналистами. Я сказал об этом Силаеву — он, кажется, не поверил.

И даже попенял мне: вот кабинет провернул такое великое дело, земельную реформу, а газетчики ковыряются в мелких недостатках.

— Будь сейчас самый суровый спрос, — пафосно добавил Силаев, — нам есть, что предъявить в свое оправдание.

Я не выдержал и, стараясь придать словам форму шутки, стал говорить:

— Иван Степанович. Самый суровый спрос был в сталинские времена. Вы их хорошо помните. Вам ли будить лихо? А то, представьте, заходит сюда вождь народов и, попыхивая трубкой, говорит: «Ну что, товарищ Силаев, и ви тут, кстати, товарищ Полторанин. Как будем отвечать? Куда поедем срок отбывать? Не говорите, что ви обещали народу сделать, я вижу, что ваше правительство сделало. Ви поманили и обманули, теперь ни колхозов, ни фермеров. Земля зарастает. Россия останется без своего продовольствия — пойдет по миру с протянутой рукой. Ответьте: Ви на какое государство работаете, товарищ Силаев с товарищем Полтораниным?»

— Хотя доля моей вины даже не двадцатая, а сотая, — посмотрел я в глаза Силаева, — мне было бы трудно отбиться. А Вы бы что ответили, Иван Степанович?

Он удостоил меня недобрым взглядом и побледнел (дернул же меня черт так по-черному шутить с пожилым, издерганным ревностью человеком).

— Сталина, слава богу, нет и уже не будет, — холодновато произнес на прощание Иван Степанович. — А из Вас получается неплохой обличитель.

Позже мне передали, что на очередной встрече с Горбачевым Силаев ему сказал: «Полторанин страшный человек!». Но ведь я только напомнил премьеру, каким бывает настоящий спрос с чиновников.