Властелин бумажек и промокашек

— Полгода уже на войне, — блеснула слезинка у Марии Фёдоровны, — дети, нам надо порадовать папеньку своей ответной фотографией. Ники, я велела приготовить твой парадный, лейб-гвардии Гусарского полка мундир. Жорику, новый матросский костюм — завтра нас ждет месье Левицкий в своем ателье. А сегодня после занятий, извольте написать любимому отцу как вы по нему скучаете, Никенька, обязательно напиши отцу каких успехов ты достиг в математике, и вечером я отправлю ваше совместное послание с фельдъегерем.

Николай согласно угукнул, Жорик, не отрывая глаз от фотографии, истово закивал и Великая княгиня обговорив с Радцигом способы чистки костюма, потрепала попутно Володьку, который во время исторической речи скромно наворачивал обед, по непослушным вихрам, чмокнула на прощание сыновей и умчалась на ежедневную встречу с императрицей.

* * *

— А вот интересно, что сейчас делает Менделеев? — вопросил Химик, пока Историк тщательно выводил ответное письмо папеньке на фронт. Перьевой, стальной ручкой. Тяжелой и отзывчивой на малейшее изменение скорости написания.

— Учит студентов в Императорском Санкт-Петербургском университете, — бездумно брякнул он.

— Как-то пошло, великий учёный и просто читает лекции, — обиделся Химик, — мне представляется, как он сидит на диване, огромный и взъерошенный, покуривая трубку, нетерпеливо тряся роскошной гривой волос и диктует своей секретарше метод селективный очистки нефти. Это же Менделеев! Титан физики, отец химии!

— И тесть символизма, — сбоянил Историк, — вообще-то прямо счас Дмитрий Иванович страдает.

— Страдает, — не понял Химик, — мы должны немедленно помочь гению!

— Даже не знаю, — протянул Историк, — застрелим его жену?

— Ему изменяет его жена? — встревожился Химик.

— Немного наоборот, Дмитрий Иванович рад был бы нарушить брачный статус-кво, поскольку влюбился — и без памяти, но жена не дает развода. Десяти тысяч на подкуп жены и попа у нас нет.

— Поп тут при чем? — спросил сбитый с толку Химик.

— А шесть лет после развода жениться нельзя. Неправославненько, — изогнул краешек губ Историк, — да и пассия Дмитрия Ивановича еще молода, семнадцать вроде всего, обождать надобно.

— Однако, — сказал Химик и всхрюкнул от прилива чувств, — что делать будем?

— Завидовать, — честно ответил цитатой Историк, — и вообще нас Бекетов учить будет.

'…остаюсь Вамъ, горячо любимый батюшка, безмѣрно преданъ' — дописал он и с чистой совестью попросил Александру Петровну начать объяснять ему что такое дроби.

Володька, осаждаемый уже как полчаса, пока Николай писал письмо, своей настырной мамой, с благодарностью взглянул на него. И только Жорик, выведший в начале Николаиного письма приветствие отцу и сразу удравший с занятий, беззаботно сражался на гимнастической стенке в соседней комнате с невидимыми турками.

Жорику семь лет, полноценно учить его начнут с восьми. Но и то, вторых-третьих сыновей, то есть не наследников, по традиции учили так себе. Чтоб не затеняли сына, которому суждено стать императором. Так что с кем мне конкурировать? — риторически задал вопрос Историк.

— Вот и вырос из Николая рохля, — констатировал Химик.

— Религиозный рохля-подкаблучник, — добавил Историк.

— Инфантильно-религиозный рохля-подкаблучник, — оставил за собой последнее ругательное слово Химик.

— Ну, спасибо, — протянул Историк, — низкий тебе поклонский.

* * *

После письменных занятий и 'Бледно-голубого неба' Тютчева в честь матушки (ловко тётка придумала совместить историю и литературу) настало время столиц Европы, когда АПешечка, так стал называть преподавательницу Химик, внезапно стала опрашивать Николая по германским княжествам, давным-давно канувших в лету.

— Три тысячи чертей, — пробормотал Химик в ответ на вопрос назвать столицу герцогства Тюрингия, — у Николая в башке тупо пусто.

— Не стать тебе миллионером, — саркастично заметил Историк, — но случайно, только из-за Мартина Лютера, учившегося в Эрфуртском университете, старейшем в Германии, кстати, ответ мы знаем.

— То есть Эрфурт что ли? — домыслил Химик и Историк отвесил воображаемый реверанс.

— Строго номинально уроки по пятьдесят минут, — заметил Историк, — и все четыре предмета ведет Александра Петровна. То есть счет, письмо, зачатки истории и географии. А что там Закон Божий и иностранные языки? — что говорит память реципиента, поскольку в официальной истории до английского и мистера Хиса — огромный пробел. По Закону Божьему родители подыскали Ники духовника протоиерея Н.В. Рождественского, с прицелом на преподавательство, но видимо из-за влияния Александра Второго, у которого были свои соображения, Рождественский отказался от наставничества, хотя духовником Николая оставался до самой смерти.

— Две исповеди, — сказал Химик, подумав, — две беседы за три года с духовником, больше ничего не помню. В церковь мальчик, вообще, без родителей не ходил. По французскому давала уроки, если можно так выразиться, какая-то мамкина фрейлина Апраксина. Системных знаний нет, но разговорный присутствует. О, и датский в копилочке есть — мы же каждое лето к дедульке в гости катаемся.