Властелин Хаоса

Они скакали на юг, к Амадору. Перелески с почти лишенными листвы деревьями уступили место хорошо утрамбованной дороге, по сторонам которой чередовались то купы деревьев, то обнесенные каменными оградами желтовато-бурые поля, то – подальше от тракта – крытые соломой каменные дома и амбары. Народу по пути попадалось немало, и пыль на дороге стояла такая, что Моргейз пришлось обвязать лицо шелковым платком, хотя встречные поспешно расступались, завидев отряд облаченных в доспехи и вооруженных до зубов воинов. Многие даже прятались за деревья, или перепрыгивали через заборы, или пускались наутек прямо по полям. Белоплащники не обращали на это внимания. Но и ни один фермер не выскочил из дому, дабы хоть как-то помешать непрошеным гостям вытаптывать посевы да распугивать скотину. Впрочем, некоторые участки выглядели так, словно там давным-давно не было ни скота, ни посевов.

Порой на дороге попадались запряженный волами воз, пастух, гнавший десяток-другой овец, или девица, подгонявшая хворостиной стадо гусей, – несомненно, местный люд. Некоторые прохожие несли узлы или торбы, но очень многие тащились с пустыми руками, да еще и с таким видом, будто понятия не имели, куда и зачем бредут. Всякий раз, когда Моргейз удавалось выбраться из Амадора, ей, в какую бы сторону она ни направилась, все чаще встречались эти несчастные.

Поправив закрывающий ноздри платок, Моргейз искоса взглянула на Норовина. Возраста и роста он был примерно того же, что и Талланвор, но на этом сходство заканчивалось. Его лицо, докрасна обожженное солнцем, шелушилось под сверкающим коническим шлемом. Вот уж кого красавчиком не назовешь – долговязый, тощий, а уж нос – ни дать ни взять алебарда. Каждый раз, когда ей удавалось покинуть Цитадель Света, он возглавлял ее «эскорт», и каждый раз она пыталась завести с ним разговор. Пусть он белоплащник, пусть кто угодно, но если ей удастся хотя бы на миг заставить его забыть о том, что он тюремщик, это станет ее победой.

– Скажи, Норовин, все они беженцы от пророка? – Вот уж чего быть не может, размышляла королева, ведь они бредут отовсюду – и с юга, и с севера.

– Нет, – ответил Норовин, даже не взглянув на нее. Глаза его озирали обочины дороги, словно оттуда в любой миг можно было ждать нападения.

К сожалению, до сих пор она получала от него в основном такие ответы, но останавливаться на достигнутом не собиралась.

– Нет? Так кто же они тогда? Уж надо думать, не тарабонцы, этих вы дальше границы не пропускаете… – Моргейз доводилось видеть тарабонских беженцев – грязных, оборванных, валившихся с ног людей, которых конные белоплащники гнали перед собой, словно скотину. Лишь горькое осознание того, что поделать она все равно ничего не может, заставило ее попридержать язык и слегка изменить тему. – Амадиция – страна богатая. Даже такая засуха не могла согнать с места столько народу всего-то за несколько месяцев.

По лицу Норовина пробежала тень.

– Нет, – неохотно пробормотал белоплащник. – Все они бежали от Лжедракона.

– Как? Он ведь так далеко, в сотнях лиг от Амадиции.

И вновь на обожженном солнцем лице еще молодого командира отразилась внутренняя борьба – говорить или промолчать?

– Многие верят, будто он и вправду Возрожденный Дракон, – вымолвил он наконец, презрительно скривившись. – Говорят, из-за него рвутся все узы, что и предсказано в пророчествах: вассалы отрекаются от своих лордов, мужчины оставляют семьи, жены бросают мужей, слуги – хозяев. Это чума, страшное поветрие, а виной всему Лжедракон.

Взгляд Моргейз упал на обочину дороги, где молодой человек, укрывая в своих объятиях женщину, ждал, когда проедут всадники. Одежда обоих истрепалась и запылилась, глаза запали, щеки ввалились – не иначе как от голода. Неужто они из Андора? Неужто в Андоре может происходить такое? «Коли так, коли Ранд ал’Тор сотворил с Андором нечто ужасное, он за это заплатит». Непременно заплатит, но прежде необходимо заручиться уверенностью в том, что лекарство не окажется горше болезни. Стоит ли избавлять Андор от этой напасти, чтобы отдать его во власть белоплащников…

Моргейз старалась поддержать разговор. Однако Норовин, оказавшись на какой-то момент непривычно многословным, вновь вернулся к прежней манере и отделывался односложными ответами. Впрочем, теперь это не имело особого значения. Если удалось разговорить его один раз, удастся, ежели в том будет нужда, и в другой.

Повернувшись в седле, королева попыталась разглядеть ту пару молодых беженцев, но их заслонили скачущие плотной группой белоплащники. Но это не имело значения, ибо она знала: и лица несчастных, и данное ею обещание останутся в ее памяти навсегда.

Глава 10 Порубежное присловье