Властелин Хаоса

Эгвейн предприняла судорожную попытку метнуться прочь, но ни по бокам, ни спереди, ни сзади уже не оставалось ничего, кроме этого сияния, которое словно втягивало, поглощало ее…

Она заморгала, изумленно озираясь. Вокруг, насколько хватал глаз, простирался лес высоченных белых колонн. Большая часть из них, особенно те, что подальше, казались расплывчатыми, но одно видение было отчетливым и реальным. По вымощенному белыми плитами полу к ней направлялся одетый в простой зеленый кафтан Гавин. На лице его отразилось облегчение, смешанное с тревогой. Это лицо, конечно же, было лицом Гавина – почти его лицом. Возможно, красотой и очарованием Гавин и уступал своему сводному брату Галаду, но все же был весьма привлекательным молодым человеком, а это лицо казалось каким-то… обыкновенным. Эгвейн шевельнулась и неожиданно поняла, что не может сдвинуться с места. Ее поднятые над головой руки были прикованы цепями к одной из колонн.

Должно быть, это сон Гавина, поняла Эгвейн. Изо всех бессчетных точек в темной бездне она очутилась рядом именно с этой. И каким-то образом оказалась втянутой внутрь. Каким – это вопрос на будущее. Сейчас ей хотелось знать, почему это он во сне представляет ее пленницей. Эгвейн не переставала напоминать себе, каково истинное положение дел: она находится в сне, в чужом сне. А значит, к колонне прикована вовсе не она. Она сама по себе, а то, что угодно видеть Гавину, само по себе. Все происходящее здесь не имеет никакого отношения к действительности и ее, настоящей ее, никак не касается. Мысленно Эгвейн повторяла эти истины вновь и вновь, они звучали в ее голове словно напев, а потому думать о чем-то другом было трудно. Однако, пока она твердо их держится, можно рискнуть. Так или иначе, она решила задержаться здесь еще ненадолго, чтобы выяснить, что творится в голове у этого дуралея. Подумать только – приковать ее к столбу!

Неожиданно прямо из белого пола с ревом ударило пламя. Все вокруг заволокло едким желтым дымом, а когда он развеялся, на месте огненного всполоха оказался величественный, словно король, облаченный в расшитый золотом красный кафтан Ранд. Только вот в жизни Ранд и ростом, и статью не очень отличался от Гавина, а этот был на добрую голову выше. Злобный великан с жестоким лицом хладнокровного убийцы, лишь смутно похожим на лицо Ранда. На губах его играла презрительная усмешка.

– Ты ее не получишь, – прорычал Ранд.

– Она не останется здесь, – спокойно возразил Гавин, и в тот же миг в руках обоих засверкали мечи.

Эгвейн ахнула. Так это не Гавин держит ее в плену. Ему снится, будто он спасает ее! Спасает от Ранда! Пора убираться отсюда. Эгвейн сосредоточилась на том, чтобы оказаться снаружи, и… ничего не изменилось.

Лязгнула сталь, мечи скрестились, и противники начали смертельный танец. Смертельный, если бы это не было сном. Вот уж полная бессмыслица – увидеть во сне поединок на мечах. И это не кошмар – кошмары бывают иными и по цвету, и по характеру очертаний: обычно они расплывчаты и будто затянуты то голубой дымкой, то багровой пеленой, а то словно погружены в серые тени. «Сон мужчины – это лабиринт, в котором он и сам не в состоянии разобраться», – говаривала Бэйр.

Эгвейн закрыла глаза, направляя сознание наружу. Наружу. Она находится снаружи и просто заглядывает сюда. Просто заглядывает. Снаружи!

Она снова открыла глаза и поспела как раз к концу схватки. Клинок Гавина вонзился сопернику в грудь. Ранд обмяк, выронил меч и упал навзничь. Сверкнула сталь, описав полукруг, и голова Ранда покатилась по белым плитам и остановилась почти у самых ног Эгвейн. Она не смогла сдержать испуганного восклицания. Конечно, это был сон, всего-навсего сон, но смотревшие на нее остекленевшие мертвые глаза выглядели слишком уж реально.

В следующее мгновение Гавин, с уже вложенным в ножны мечом, оказался перед ней, а мертвое тело и голова Ранда исчезли. Гавин потянулся к оковам девушки – и они тоже пропали.

– Я знала, что ты придешь, – выдохнула Эгвейн и вздрогнула. Этого нельзя допускать, даже на миг, иначе она действительно угодит в ловушку.

Гавин улыбнулся и заключил ее в объятия:

– Я рад, что ты не сомневалась во мне. Но я должен был прийти раньше. Простишь ли ты меня?

– Я готова простить тебе все на свете.

Теперь это выглядело так, будто существовало сразу две Эгвейн. Одна, млея от удовольствия, покоилась в объятиях Гавина, который нес ее куда-то по увешанному красочными шпалерами и огромными зеркалами в золоченых рамах дворцовому коридору, тогда как вторая угнездилась в затылке первой.

Дело начинало принимать серьезный оборот. Эгвейн изо всех сил старалась воспринимать окружающее отстраненно, будто она, пребывая снаружи, просто смотрит сон Гавина глазами той Эгвейн, которая ему снится. Ей вдруг стало интересно, чем кончится этот сон Гавина про нее, и она поспешно прогнала это чувство. Подобное любопытство способно погубить. Это все ее не касается! Но ничего не изменилось.