– Шириам, у меня такое чувство, будто мы угодили в западню, и если скоренько из нее не выберемся, то ничем хорошим это для нас не кончится.
– Стало быть, надо отослать отсюда принявших Дракона, вот и все, – теряя терпение, отозвалась Шириам. – Жаль, конечно, выпускать Мэта из рук, но что поделаешь, если деваться некуда. Предложение Ранда ты отклонила, и делать здесь Мэту больше нечего. Скажи ему – пусть уходит.
– Если бы все было так просто, Шириам, – вздохнула Эгвейн. – Но боюсь, Мэт меня не послушает. Он сказал, что останется здесь, сколько ему потребуется. Наверное, хочет дождаться указаний от Ранда, а то и самого Ранда. В Кайриэне поговаривали, будто Ранд частенько Перемещается, да не один, а в сопровождении тех мужчин, которых он учит направлять Силу. И уж что нам делать в таком случае – ума не приложу.
Шириам ухитрилась не измениться в лице, но не смогла сдержать тяжелого вздоха.
В дверь поскреблись, и на пороге появилась Табия с помятым серебряным подносом в руках. Не уловив настроения, девушка принялась расставлять зеленые чашки, чайник, серебряную вазочку с медом, кувшинчик со сливками, раскладывать отделанные кружевами льняные салфетки. Возилась она до тех пор, пока Шириам не прикрикнула на нее, да так, что бедняжка пискнула, присела, чуть не достав носом пола, и вылетела за дверь.
Некоторое время Шириам молча разглаживала юбку.
– Возможно, – неохотно пробормотала она, – нам придется покинуть Салидар раньше, чем мне бы хотелось.
– А единственный возможный путь – на север. – Эгвейн широко раскрыла глаза. О Свет, до чего ей это все надоело! – Но ведь тогда могут подумать, что мы двинулись на Тар Валон.
– Знаю! – чуть ли не огрызнулась Шириам, но тут же вздохнула и сбавила тон: – Прости меня, мать, я чувствую себя немного… Я не люблю, когда меня к чему-то вынуждают, а из-за Ранда ал’Тора мы будем вынуждены выступить, не успев как следует подготовиться.
– При первой же встрече я поговорю с ним очень строго, – сказала Эгвейн. – Представить не могу, что бы я делала без твоих советов.
Может быть, когда-нибудь появится возможность спровадить Шириам поучиться у Хранительниц Мудрости? Представив себе Шириам через полгода ученичества у Сорилеи, Эгвейн не смогла удержаться от улыбки. Шириам улыбнулась в ответ.
– С медом или несладкий? – спросила Эгвейн, взяв зеленый фарфоровый чайник.
Глава 40
Неожиданный смех
– Ты должен помочь мне хоть как-то их вразумить, – сказал Мэт, не вынимая трубки изо рта. – Эй, Том, ты меня слышишь?
Сидя на перевернутых бочонках в довольно скудной тени двухэтажного дома, они покуривали трубки и разговаривали, но в этот момент старого менестреля, похоже, больше всего интересовало переданное Мэтом письмо. Однако, внимательно рассмотрев его, Том сунул письмо в карман, так и не сломав печати из синего воска. Доносившийся с улицы гомон и скрип осей здесь, в конце проулка, казался отдаленным. Лица обоих блестели от пота. Мэт склонен был полагать, что во всяком случае один тревоживший его вопрос на некоторое время улажен. Выходя из Малой Башни, он увидел, как группа Айз Седай увлекла куда-то Авиенду, и вздохнул с облегчением. Едва ли ей в скором времени представится возможность пырнуть ножом кого бы то ни было.
Том вынул изо рта трубку. Примечательную трубку с длинным чубуком, украшенную резьбой в виде желудей и дубовых листьев.
– Как-то раз, Мэт, я попробовал выручить одну женщину. Дело было в деревне, где я задержался на пару дней. Ларита была сущим розаном, а муж ее, деревенский сапожник, – самой настоящей скотиной. Чуть что не по нем, он орал на бедняжку, а доведись ей перемолвиться парой слов с мужчиной, тут же пускал в ход хлыст. Негодяй, да и только.
– Том, во имя Бездны Рока! Какое это имеет отношение к вразумлению наших дурех?
– А ты слушай, парень. Вся деревня знала, как он с ней обращался, но Ларита пожаловалась мне сама. Она всхлипывала, причитала и твердила одно – будто она только и мечтает, как бы кто-нибудь ее вызволил. Ну а у меня в ту пору водилось в кошельке золотишко, имелась прекрасная карета, я держал кучера и слугу, да и сам был молод и недурен собой. – Том вздохнул и пригладил длинные белые усы. Трудно было поверить, что это морщинистое лицо могло когда-то выглядеть привлекательным, но Мэт удивился другому. Карета? С каких это пор менестрели стали разъезжать в каретах? – Так вот, Мэт, у меня просто сердце разрывалось от сострадания к бедняжке. Ну и не только от сострадания. Признаюсь, она мне изрядно приглянулась. Как уже сказано, я был молод и считал себя влюбленным, словно какой-нибудь герой из предания. И вот однажды – мы с ней сидели под цветущей яблоней, довольно далеко от дома сапожника, – я предложил увезти ее. Я обещал, что у нее будет дом, собственная служанка и двор с песнями и стихами. Но как только Ларита поняла, к чему я клоню, она пнула меня в коленку так, что я месяц хромал, да еще поддала скамейкой.