Проблема Перрина заключалась в его жене. Или в Берелейн. А может быть, в них обеих. Не будь Ранд так занят, Перрин наверняка спросил бы у него совета. Конечно, не вдаваясь в подробности; Ранд в женщинах разбирается, но есть вещи, которые не доверишь и старому другу.
Началось все с самого первого дня. Едва им отвели комнаты, Фэйли в компании Байн и Чиад отправилась осматривать Солнечный дворец, а он, раздевшись по пояс, принялся умываться. И тут учуял запах духов и услышал позади негромкий голос:
– Я так и думала, что у тебя красивая спина, Перрин.
Он обернулся так быстро, что едва не сшиб умывальник.
– Я слышала, ты приехал с… женой?
В дверях стояла улыбающаяся Берелейн.
Да, он приехал с женой, которой сейчас нет, но может вернуться в любой момент и которая едва ли обрадуется, увидев, как он, полуобнаженный, беседует с женщиной, которую тоже не всякий счел бы вполне одетой. Тем паче с Первенствующей Майена. Торопливо натянув через голову рубаху, Перрин постарался выставить Берелейн так быстро, как мог, ну разве что не вытолкал ее в коридор силой. И за это короткое время ухитрился назвать Фэйли женой шесть раз в шести предложениях и дважды упомянуть о том, как сильно он ее любит. Он надеялся, что на этом все и закончится – Берелейн знает, что он женат, знает, что он любит свою жену, – но просчитался.
Едва Фэйли вернулась и сделала два шага по направлению к спальне, как от нее стал исходить резкий, колючий запах ревности и гнева. Почему – Перрин не понимал. Сам-то он до сих пор ощущал запах духов Берелейн, но ведь Фэйли не обладала волчьим чутьем. Как ни странно, вскоре Фэйли улыбнулась. В тот вечер она не вымолвила ни одного сердитого слова и была нежной, как обычно. И более страстной, чем обычно. Она даже расцарапала ему спину, чего раньше не делала никогда.
А потом, заметив при свете лампы кровоточащие бороздки на плечах Перрина, пребольно укусила его за ухо и рассмеялась.
– У нас в Салдэйе лошадям ставят на уши клейма, – прошептала она. – Считай, тебя все равно что пометили.
И все это время от нее исходил запах ревности и гнева.
На этом все могло и кончиться: ревность Фэйли вспыхивала порой, как пламя в кузнечном горне, но так же быстро сходила на нет, как только выяснялось, что для подозрений нет никакой причины. Однако на следующее утро он заметил в коридоре Фэйли, разговаривавшую с Берелейн, – и та и другая нехорошо улыбались. Берелейн уже уходила, но Перрин успел уловить ее последние слова:
– Я всегда выполняю свои обещания.
Странное замечание. А от Фэйли почему-то исходил ядовито-острый, колючий запах.
Он поинтересовался, о каких обещаниях говорила Берелейн, и, видать, напрасно. Фэйли поморщилась – порой она все-таки забывала, какой у него слух, – и попыталась отделаться отговоркой:
– По правде сказать, не помню. Но Берелейн из тех женщин, которые дают такие обещания, какие не могут сдержать..
А на его спине появились новые кровоточащие бороздки. И это в начале дня!
С той поры Берелейн принялась его выслеживать. Перрин понял это не сразу: она флиртовала с ним еще в Тире, но не столь навязчиво. И тогда он не был женат. Сперва он воспринимал постоянные встречи в коридорах и мимолетные разговоры как нечто случайное и лишь через некоторое время сообразил, что происходят они слишком уж часто. Сам Перрин решил, что это влияние та’верена или что Берелейн нарочно так устраивает, сколь бы маловероятным последнее ни казалось. Перрин пытался убедить себя, что это нелепо, смехотворно. Для этого он должен возомнить себя красавчиком вроде Вила ал’Сина. Вот за кем обычно увивались женщины, и уж вряд ли они стали бы бегать за Перрином Айбара. Нет, все-таки слишком много этих «случайных» встреч.
И всякий раз Берелейн, будто ненароком, дотрагивалась до него – незаметно касалась пальцами его руки или плеча. Поначалу Перрин не придавал этому значения, и лишь на третий день его посетила мысль, от которой волосы встали дыбом. Именно с таких невинных прикосновений начинается укрощение необъезженного коня. Затем, когда животное привыкнет и не будет их пугаться, приходит черед попоны, потом седла, а в конечном итоге и узды.