Властелин Хаоса

Он стал избегать этих встреч, поворачивая в противоположную сторону всякий раз, когда чуял знакомый запах духов Берелейн, но не мог же он все время быть начеку. Тем более что ему то и дело приходилось отвлекаться. Дворец был полон молодых кайриэнцев и кайриэнок – женщин с мечами! – которые невесть почему порывались затеять ссору. Не раз и не два Перрин вынужден был обходить тех, кто нарочно вставал у него на пути. Дважды ему пришлось оттолкнуть забияку, когда тот не просто не захотел его пропустить, а вдобавок принялся перед ним чуть ли не пританцовывать. Перрин понимал, что поступил плохо: кайриэнцы намного уступали ему ростом, но какая тут учтивость, коли эти оболтусы уже за рукоять меча держались. А у одной из таких задиристых девиц Перрину пришлось отобрать меч, после чего она, явно потрясенная этим, расшумелась не на шутку, и он вернул ей оружие. А потом она долго кричала Перрину вслед, что у него нет чести, пока какая-то Дева не увела ее прочь, яростно что-то втолковывая.

С другой стороны, многим было известно, что он друг Ранда. Даже если бы он не прибыл в Кайриэн вместе с ним, кое-кто из айильцев и тайренцев помнили его по Твердыне, а слухи везде найдут лазейку. Разодетые в шелка и парчу лорды и леди, которых он в жизни не видывал, представлялись ему в коридоре и приставали с бесконечными расспросами о лорде Драконе. Отделаться от них было еще труднее, чем от забияк с мечами. Особенно от благородных лордов, в Тире воротивших от него нос, а тут чуть ли не набивавшихся в друзья. От них исходили запахи страха и еще чего-то, чему он не мог дать названия. Однако, как понял Перрин, всем им хотелось знать одно.

– Боюсь, миледи, лорд Дракон не посвящает меня во все свои секреты, – вежливо отвечал Перрин холодноглазой женщине по имени Колавир. – А если какими тайнами и делится, то разве, по-вашему, стал бы я о них говорить?

А она свысока улыбнулась ему, причем с таким видом, будто раздумывала, не содрать ли с него шкуру себе на коврик. Пахло от Колавир очень странно: сурово, льстиво и как-то… густо.

– Я и в самом деле не знаю, как намерен поступить Ранд, – сказал Перрин Мейлану. Тот, хоть и расточал улыбки почти как Колавир, опять вздумал посматривать на него с пренебрежением. И запах от Мейлана исходил такой же сильный. – Может, вам лучше у него самого спросить?

– Если б я знал, вряд ли бы стал трезвонить по всему городу, – заявил Перрин беловолосому проныре, демонстрирующему слишком много зубов в улыбке. Этого скользкого типа звали Марингил. К этому времени Перрину уже порядком надоели попытки вытянуть из него какой-нибудь конкретный ответ. Пахло от Марингила так же густо, как от Колавир или от Мейлана.

И от всех троих запах держался долго. Перрин был совершенно уверен, что ничего хорошего это не сулит, – так пахнет на горном склоне за мгновение до схода лавины.

Вот Перрин и старался обходить молодых забияк, а запахи, ударявшие в нос, были столь сильны, что забивали запах духов. Потому-то он и проглядел появление Берелейн, которая подобралась к нему чуть ли не вплотную. Ну, сказать по правде, по коридору она не шла, а скользила, точно лебедь по глади пруда, но Перрину показалось, будто она накинулась на него.

Само собой, говорил он с ней только о Фэйли да о том, что надо все это прекратить. Однако Первенствующая лишь посмеивалась и поглаживала его по щеке, делая вид, будто не понимает, о чем идет речь. Всякий раз, когда рука Берелейн тянулась к нему, Перрин отдергивался, но, как назло, в последний раз он не успел отпрянуть именно в тот момент, когда из-за угла появилась Фэйли. Которая, разумеется, вообразила, будто отпрянул он исключительно из-за ее появления. Без малейшего замешательства Фэйли повернулась на каблуках и, не ускорив и не замедлив шага, двинулась в обратном направлении.

Перрин нагнал ее и зашагал рядом. Говорить он не решался – ведь кругом были люди. С лица Фэйли не сходила приятная улыбка, но колючий, очень колючий запах предвещал недоброе.

– Это не то, о чем ты подумала, – начал он, как только за ними закрылась дверь. Фэйли не сказала ни слова, лишь приподняла брови в немом вопросе. – Ну, Берелейн… она погладила меня по щеке… – (По-прежнему улыбаясь, Фэйли сдвинула брови, колючий запах стал еще резче, среди колючек проглянул гнев.) – Она сама, Фэйли. Подошла и погладила… Я тут ни при чем… – Фэйли смотрела на него молча. Наверное, ждала – но чего? Горло у Перрина перехватило, словно на шее петлю затягивали, а похожее в разговоре с Фэйли происходило частенько. – Фэйли, мне жаль, что так вышло, – пробормотал он, не придумав ничего лучшего.

Гнев обрел бритвенную остроту.

– Ясно, – ответила она без всякого выражения и выплыла из комнаты.

Итак, он опять дал маху, хотя и не понял, в чем именно. А еще извинялся, хотя извиняться было вовсе не за что.