Властелин Хаоса

– Эгвейн, не могла бы ты через Хранительниц Мудрости… передать весточку для Мин? Пусть ей скажут… – Илэйн замялась, задумчиво покусывая губу. – Я надеюсь, что она полюбит Авиенду так же, как и меня. Понимаю, это звучит странно, но… – Девушка делано рассмеялась. – Это личное дело, оно касается только нас.

Найнив взглянула на Илэйн так же, как и Эгвейн, – с некоторым недоумением.

– Конечно передам. Только не могу обещать, что это случится в ближайшее время. – В этом не было особого смысла. Хранительницы были не слишком-то расположены говорить о Ранде. И оказались весьма враждебно настроены к Айз Седай.

– Чудесно, – заверила ее Илэйн, – это совсем не срочно. Ну что ж, раз надобностью мы воспользоваться не можем, нам остается надеяться на ноги. А мои, там, в Эбу Дар, по правде говоря, устали. Если вы не возражаете, я вернусь в свое тело и посплю чуток по-настоящему.

– Давай, – сказала Найнив, – а я еще немножечко задержусь.

Как только Илэйн исчезла, Найнив повернулась к Эгвейн. Наряд ее изменился, и Эгвейн почти наверняка знала, в чем тут дело. Теперь на Найнив оказалось нежно-голубое платье с низким вырезом. В косу ее были вплетены ленты, голову украшали цветы – в Двуречье так обряжали невесту.

– Ты ничего не слышала о Лане? – тихонько спросила Найнив.

– Ничего. Жаль, но я не могу сообщить тебе ничего нового. Знаю лишь, что он жив. И любит тебя так же сильно, как и ты его.

– Конечно жив, – твердо заявила Найнив. – Иной мысли я и не допускаю. Он мой, и я не отдам его никому. Даже смерти.

Пробудившись, Эгвейн увидела сидевшую рядом с ее постелью Суан.

– Как дела? – спросила Эгвейн.

Суан окружило свечение – заговорила она лишь после того, как сплела ограждающего против подслушивания малого стража.

– Из шести сестер, заступающих на свою смену в полночь, Стражи есть только у трех, и они будут караулить снаружи. Этих Гайдинов угостят мятным чаем с кое-какими добавками. Они их не почувствуют.

Эгвейн закрыла на миг глаза:

– Правильно ли я поступаю?

– Ты спрашиваешь меня? – Суан чуть не поперхнулась. – Но я сделала, как мне было велено, мать. Будь моя воля, я скорее сиганула бы в садок со щуками-серебрянками, чем помогла убежать этому мужчине.

– Они укротят его, Суан, – произнесла Эгвейн, не столько для собеседницы, с которой обсуждала это уже не раз, сколько для себя самой – чтобы еще раз попытаться развеять сомнения в собственной правоте. – Даже Шириам больше не слушает Карлинию, а Лилейн и Романда нажимают все сильнее и сильнее. Или укротят, или сделают то, к чему так ведет своими намеками Делана. А я не могу допустить беззаконного убийства! Если мы не можем – а мы не можем! – судить его и приговорить к смерти, значит он должен жить. Я не могу допустить ни убийства, ни укрощения. Если Мерана каким-то образом и впрямь разозлит Ранда, то поступить так с Логайном будет все равно что веток смолёнки в костер кинуть. Только бы знать наверняка, что он присоединится к Ранду, а не скроется неведомо куда и не займется там Свет ведает чем. А так есть хоть какая-то возможность управлять его поступками.

Суан шелохнулась в темноте.

– Я всегда считала, что палантин – нелегкая ноша, – тихонько промолвила она. – Все решения даются Амерлин нелегко, а уверена она бывает лишь в очень немногих. Делай то, что должна, а ошибешься – придется расплачиваться. Впрочем, иногда приходится платить, даже когда ты права.

Эгвейн тихонько рассмеялась.

– Кажется, я это слышала и раньше. – Смех ее истаял. – Проследи, чтобы… уходя, он не причинил никому вреда, Суан.

– Как велишь, мать.

– Это ужасно, – прошептала Нисао. – Этого вполне достаточно, чтобы спровадить тебя в ссылку, Мирелле. И меня с тобой заодно. Четыреста лет назад такое, возможно, считалось обычным делом, но ныне другие времена. Некоторые назвали бы это преступлением.

Мирелле порадовалась, что луна уже не светит и темнота скрывает ее гримасу. Она была достаточно сведуща в Целительстве, но Нисао изучала, как врачевать болезни души, против которых Сила помочь не могла. У Мирелле не было уверенности, что этот случай можно определить как недуг, зато имелось твердое намерение использовать все, что может сработать. Нисао вольна говорить что угодно, но она, Мирелле, скорее отрубит себе руку, чем упустит такую возможность углубить свои познания.