Властелин Хаоса

Когда Перрин снова взобрался в седло, Руарк и прочие айильцы уже поднимались вверх по склону. Перрин поднял руку, и Добрэйн двинул вперед своих всадников. Перрин не переставал удивляться тому, что люди, годившиеся ему в отцы и матери, мужчины и женщины, привыкшие повелевать, повинуются ему и следуют за ним.

Сейчас его больше всего беспокоила скорость передвижения. Он знал, что айильцы в кадин’сор на марше не отстанут от конницы, но тяжеленные юбки Хранительниц, многие из которых к тому же были немногим моложе Сорилеи, внушали ему опасение. Как вскоре выяснилось, совершенно напрасно. Вместе со всеми прочими Хранительницы Мудрости шагали вровень с лошадьми и на ходу тихонько переговаривались.

Впереди вилась пустая дорога – в дни Празднества Света никто не пускался в путь без крайней необходимости. Такой, как у них. Чем выше поднималось солнце, тем ниже становились окрестные холмы. Лагерем встали лишь в сумерках, когда, по прикидкам Перрина, успели преодолеть миль тридцать пять. Неплохой результат для столь большого отряда, а уж Айз Седай нечего надеяться пройти за то же время и половину такого расстояния, разве что они решатся загубить всех впряженных в их фургоны животных. Теперь у Перрина не оставалось сомнений в возможности перехватить Айз Седай прежде, чем они доберутся до Тар Валона. Догнать-то он их догонит, только вот что делать дальше?

Подложив под голову седло, Перрин растянулся на одеялах и с улыбкой взглянул на восковой месяц. На небе не было ни облачка, и даже ущербная луна давала достаточно света. Прекрасная ночь для охоты. Волчьей охоты.

Он мысленно выстроил образ молодого и могучего, полного жизни дикого быка с острыми рогами, поблескивавшими в утреннем свете, как полированный металл. Большой палец Перрина невольно пробежал по лезвию лежавшего рядом топора и острому клевцу. Стальные рога Юного Быка – так называли Перрина волки.

Затем он послал этот образ в ночь, на поиски. Здесь должны быть волки, и они наверняка знают про Юного Быка. Люди, способные говорить с волками, встречаются нечасто, и весть о них разносится повсюду. Сам Перрин встречал лишь двоих. Один, с которым они подружились, рассказал Перрину о его способностях, а другой, бедолага, утратил человеческое начало. Заполонившие Двуречье беженцы рассказывали немало историй о людях, превращавшихся в волков, но все считали их детскими сказками. Однако трое утверждали, что сами встречали таких одичавших людей-волков, и хотя подробности их рассказа показались Перрину неправдоподобными, тревога, с которой поглядывали на его желтые глаза двое – женщина из Тарабона и мужчина с Равнины Алмот, – свидетельствовала в пользу истинности их слов. Невесть почему они подносили Перрину чеснок, который он жевал с большим удовольствием. Но отыскать подобных себе не пытался.

Перрин ощутил волков, и ему открылись их имена – не в человеческом, словесном смысле, но связанные с каждым волком образы и ощущения, порой довольно сложные. Две Луны, Вольная, Старый Олень и еще многие десятки ворвались ему в голову. Образ Юного Быка был весьма прост для волчьего имени. Имя, для себя озвученное Перрином как Две Луны, представляло собой образ окутанного ночью озерца с гладкой, как лед, – за миг до того, как ветерок с легким привкусом осени покроет ее рябью, – поверхностью. Висевшая в небе полная луна отражалась в озерце столь неискаженно и достоверно, что трудно было сказать, какая из них настоящая.

Некоторое время ушло на обмен именами и запахами. Затем Перрин мысленно обратился к волкам со своей просьбой. «Я ищу опередивших меня людей. Айз Седай и мужчин с лошадьми и фургонами».

Разумеется, на самом деле посыл был гораздо сложнее: люди именовались «двуногими», лошади – «твердолапыми четвероногими», а Айз Седай – «двуногими самками, прикасающимися к ветру, движущему солнце и вызывающему огонь». Волки не любили огня, к Айз Седай относились с еще большей опаской, нежели к прочим людям, но способность направлять Силу ощущали с легкостью, для них это было все равно что отличить белую кобылу от черной.

Ночное небо над головой словно завертелось, и мысленному взору Перрина предстала стоянка – костры, палатки, фургоны. Образ был несколько искаженный – волки воспринимали все, и особенно вещи, сработанные человеком, иначе, чем люди. Повозки и палатки представлялись чем-то довольно неопределенным, костры опасно гудели, а лошади выглядели весьма аппетитно. Прежде чем достичь сознания Перрина, эти образы передавались от стаи к стае, но непосредственно возле лагеря находилась стая, возглавляемая волчицей по имени Вольная. Лагерь оказался больше, чем предполагал Перрин, но сомнений у Вольной не было. Ее стая даже обошла стороной то место, где она обнаружила «двуногих самок, прикасающихся к ветру, движущему солнце и вызывающему огонь». Попросить волков сосчитать людей он не мог – они не имели представления о числах и, учуяв Айз Седай, вовсе не желали подступать к опасному становищу ближе, так чтобы Перрин мог сосчитать противников сам.