– Взгляните! – воскликнул он, нагибаясь и поднимая с земли черный плащ, который они не заметили в темноте. В нем была резаная дыра в локте от подола.
– Это удар меча Фродо, – сказал скиталец. – Боюсь, что это единственный урон, нанесенный врагу. Меч ведь не исчез, а клинок, коснувшийся исчадия Тьмы, обычно перестает существовать. Сильнее меча подействовало страшное для него слово «Элберет». А для Фродо самым страшным оказалось вот что!
Он нагнулся еще раз и взял с земли длинный тонкий кинжал, блеснувший холодным лучом. Они успели заметить зазубрину на лезвии и обломанный конец клинка. Но едва Долгоброд повернул клинок к свету, они с изумлением увидели, как он тает и, дымясь, исчезает в воздухе, одна рукоять осталась.
– Увы! – воскликнул скиталец. – Рану нанесли этим проклятым кинжалом. В наше время редко кто может залечить такую рану. Но я сделаю что смогу.
Он сел на землю, положил рукоять вражьего кинжала на колени и пропел над ней протяжную заклинательную песню на непонятном языке. Потом отложил рукоять, повернулся к Фродо и тихо произнес несколько слов. Из поясной сумки он вынул длинные листья какого-то растения.
– Далековато пришлось ходить за ними, – сказал он. – Это растение не встречается на каменистых холмах, я нашел его к югу от Тракта, в темной чаще, по запаху. – Он растер один лист пальцами, и в воздухе разнесся резкий, но приятный аромат. – Мне повезло, что удалось найти. В Среднеземье его завезли люди с Заокраинного Запада. Они называли его
Он бросил несколько листьев в кипяток и промыл плечо Фродо. Воздух, напоенный целебным ароматом, подействовал освежающе на всех. Путники успокоились, и мысли у них прояснились. На рану отвар явно повлиял благотворно. Боль в боку Фродо ослабла, холод отступил, но рука оставалась безжизненной, и он не мог ни поднять ее, ни пошевелить ею. Он горько корил себя за глупость и слабоволие, ибо теперь понял, что, надев Кольцо, подчинился не собственному желанию, а велению воли врагов. Он испугался, что останется калекой на всю жизнь, и что теперь из-за него отряд не сможет продолжать путь. Он ведь даже встать не в силах, ослаб.
Остальные обсуждали именно это. Для начала сразу решили уйти подальше от горы Ветров.
– Теперь я думаю, что враги несколько дней следили за этим местом, – сказал Долгоброд. – Если Гэндальв сюда приходил, то его вынудили уйти, и он, наверное, больше не вернется. После ночного нападения ясно, что опаснее всего нам оставаться здесь на ночь. Куда бы мы ни пошли, опасность будет меньше.
Как только рассвело, они наспех позавтракали и упаковали вещи. Фродо идти не мог, так что основной груз они поделили на четверых, а его самого усадили на пони. За последние несколько дней пони заметно потолстел, приободрился и явно привязался к новым хозяевам, особенно к Сэму. Наверное, Билл Хвощ ужасно с ним обращался, если даже поход через пустошь казался животному приятней домашней жизни.
Двигались они теперь на юг. Значит, в конце концов надо будет пересечь тракт, чтобы скрыться под деревьями и зажечь костер: Долгоброд все время повторял, что Фродо необходимо тепло, особенно ночью, кроме того, ночью костер мог стать защитой им всем.
Лесными тропами Долгоброд также намеревался сократить путь, срезав большую петлю тракта, который на востоке от горы Ветров сильно отклонялся к северу.
Они медленно и осторожно обошли гору с юго-запада и ступили на Тракт. Убедившись, что Всадников не видно, быстро перебежали его, и тут же издалека до них донеслись два крика: будто один холодный голос звал, а другой откликался. Задрожав, они рванулись вперед и спрятались в зарослях. Места были глухие, троп не было, кусты и чахлые деревья росли плотными группами, оставляя открытыми большие участки. Жалкая трава была серой, колючей и жесткой, листья на кустах увяли и частично осыпались. В унылой монотонности пути даже разговаривать не хотелось. Продвигались медленно. У Фродо, ехавшего верхом на пони, душа болела при виде друзей, согнувшихся под тяжестью мешков. Они шли рядом с ним, опустив головы. Даже Долгоброд казался усталым и печальным.
Еще не закончился первый этап пути по бездорожью, а плечо у Фродо опять стало сильно болеть. Он терпел и никому не жаловался.
Еще четыре дня картина не менялась, только гора Ветров позади медленно опускалась за горизонт, а горы впереди стали чуть ближе.