Властелин Колец

Время шло, и назначенный день приближался. Однажды вечером в Хоббитон въехал чудной фургон с диковинными ящиками и тяжело вскарабкался по Круче к Торбе. Потрясённые хоббиты высовывались из освещённых дверей и вглядывались в темень. Лошадьми правили длиннобородые гномы в надвинутых капюшонах и пели непонятные песни. Некоторые из них так и остались в Торбе. Под конец второй недели сентября со стороны Брендидуинского моста показалась средь бела дня повозка, а в повозке старик. На нем была высокая островерхая синяя шляпа, серый плащ почти до пят и серебристый шарф. Его длинная белая борода казалась ухоженной и величавой, а лохматые брови клоками торчали из-под шляпы. Хоббитята бежали за ним по всему поселку до самой Кручи и на неё. Повозка была гружена ракетами, это они сразу уразумели. У дверей Бильбо старик стал сгружать большие связки ракет, разных и невероятных, с красными метками "Г"  и с и теми же по-эльфийски .

Это, конечно, была метка Гэндальфа, а старик на повозке был сам маг Гэндальф, известный в Хоббитании искусник по части устройства разноцветных огней и пускания весёлых дымов. Куда опасней и труднее были его настоящие дела, но хоббиты об этом ничего не знали, для них он был чудесной прибавкой к Угощению. Поэтому и бежали за ним хоббитята. ""Г" — это грандиозно!" — кричали они, а старик улыбался. Его знали в лицо, хотя навещал он Хоббитон не часто и мельком, а гремучих фейерверков его не видывала не только ребятня, но даже уже и самые древние старики: давненько он их тут не устраивал.

Когда старик с помощью Бильбо и гномов разгрузился, Бильбо роздал маленьким зевакам несколько монет — но не перепало им, к великому их огорчению, ни хлопушки, ни шутихи.

— Бегите домой! — сказал Гэндальф. — Хватит на всех — в своё время. — И скрылся вслед за Бильбо, а дверь заперли.

Хоббитята еще немножко подождали и разбрелись с чётким ощущением, что день праздника не придет никогда.

А Гэндальф и Бильбо сидели в небольшой комнатке у открытого окна, глядя на запад, на цветущий сад. День клонился к вечеру, свет был чистый и яркий. Тёмно-алые львиные зевы, оранжевые настурции и золотые подсолнухи подступали к круглым окошкам.

— Хороший у тебя сад! — сказал Гэндальф.

— Да, — согласился Бильбо. — Прекрасный сад и чудесное место — Хоббитания, только вот устал я, пора на отдых.

— Значит, как сказал, так и сделаешь?

— Конечно. Я уже много месяцев назад всё решил и от своего слова не отступлюсь.

— Ну, тогда и разговаривать больше не о чем. Решил, так решил. Сделай всё, именно всё, как задумал, — тебе же будет лучше, а может, и не только тебе.

— Хорошо бы. Но уж в четверг-то я посмеюсь: есть у меня в запасе одна шуточка.

— Как бы над тобой самим не посмеялись, — покачал головой Гэндальф.

— Там посмотрим, — сказал Бильбо.

Назавтра на Кручу стала подниматься повозка за повозкой. Кое-кто ворчал, что вот, мол, "одни чужаки руки греют, а местные-то без дела сидят", но вскоре из Торбы посыпались заказы на разные яства, пития и роскошества: на всё, чем торговали в Хоббитоне, Приречье и вообще по-соседству. Народ заволновался: до праздника считанные дни, а где же почтальон с приглашениями?

Приглашения не замедлили, так что почту в Хоббитоне парализовало, в Приречье вообще завалило и в помощь почтальонам пришлось набирать доброхотов. Они нескончаемой вереницей тянулись на Кручу, неся сотни вежливых вариантов одного и того же ответа: "Спасибо, непременно приду".

Ворота Торбы украсила табличка: "ВХОДИТЬ ТОЛЬКО ПО ДЕЛУ НАСЧЁТ УГОЩЕНИЯ". Но, даже измыслив дело насчёт Угощения, войти было почти невозможно. Занятый по горло Бильбо сочинял приглашения, подкалывал ответы и устраивал кое-какие свои дела, с Угощением никак не связанные. После прибытия Гэндальфа он на глаза никому не показывался.

Однажды утром хоббиты проснулись и увидели, что просторный луг к югу от главного входа в Торбу, покрыт кольями и веревками для навесов и шатров. В ограде со стороны дороги, прорубили специальный вход и соорудили большие белые ворота, к которым вели широкие ступеньки. Все три семейства Исторбинки, примыкавшей к лугу, которым теперь ужасно завидовали, были до крайности заинтригованы. Старик Скромби даже перестал делать вид, что работает в саду.

Стали подниматься шатры. Самый большой из них оказался так велик, что в нём поместилось росшее на поле громадное дерево, которое теперь гордо высилось во главе основного стола. Все его ветки украсили фонариками. Но самой обещающей (с точки зрения хоббитов) была огромная кухня под открытым небом, которую соорудили в северном углу поля. На помощь гномам и прочим новоприбывшим чужеземцам, обосновавшимся в Торбе, пришла целая толпа поваров из всех трактиров и харчевен на много миль окрест. Общее возбуждение достигло предела.

Между тем небо затянуло. Погода испортилась в среду, накануне Угощения. Встревожились все до единого. Но вот настал четверг, двадцать второе сентября. Засияло солнце, тучи разошлись, флаги заплескались, и пошла потеха.