— А мне не видится, — возразил Фродо. — Хотя не уверен, что понял тебя. Скажи лучше, как ты всё это выяснил — про Кольцо и про Горлума? Ты действительно знаешь, а не строишь догадки?
Гэндальф поглядел на Фродо, и глаза его блеснули.
— Я многое знал и многое выяснил, — ответил он. — Но тебе, знаешь ли, я не собираюсь докладывать обо всех моих поисках. История про Элендила, Исилдура и Кольцо Всевластия известна всем Мудрым. И твоё Кольцо — именно это, судя по одной только огненной надписи, не говоря уж о других признаках…
— А это ты когда открыл? — перебил его Фродо.
— На твоих глазах в твоей гостиной, — жестко отвечал маг. — Но я заранее знал, что мне это откроется. Я много путешествовал и долго искал — а это последняя проба. Последнее доказательство, и теперь всё ясно. Нелегко было разобраться, причём тут Горлум и как он затесался в древнюю кровавую историю. Может, мне и надо было начинать догадки с Горлума, но теперь я догадок не строю. Я просто знаю, как было. Я его видел.
— Ты видел Горлума? — изумлённо воскликнул Фродо.
— Да, видел. Без него не разберёшься, это понятней понятного. Я долго пытался добраться до него, и наконец мне это удалось.
— Что ж с ним случилось потом, после Бильбо? Это ты знаешь?
— Довольно смутно. То, что я рассказал тебе, рассказано со слов Горлума: хотя он-то, конечно, не так рассказывал. Горлум — превеликий лгун, и каждое его слово приходится обчищать. К примеру, Кольцо у него так и оставалось "подарочком на день рожденья" — будто бы от бабушки: у неё, мол, много было подобных безделушек. Дурацкая выдумка. Конечно, бабушка Смеагорла была женщина властная и хозяйственная, но чтобы в её хозяйстве водились эльфийские кольца — это вряд ли, и уж тем более вряд ли она стала бы дарить их внукам на дни рожденья. Однако враньё враньем, а зерно истины в нём скрыто.
Горлум никак не мог забыть, что он убил Деагорла, и всеми силами защищался от собственной памяти: грыз в темноте кости, повторяя своей "прелести" одну и ту же, одну и ту же ложь, пока сам в неё не уверовал. Ведь правда же, тогда был его день рожденья и Деагорл должен был подарить ему Кольцо. Оно затем и подвернулось — ему в подарок. Это самый настоящий подарок на день рожденья — и так далее в том же роде.
Я терпел его бессвязную болтовню сколько мог, но любой ценой надо было добиться правды, и пришлось мне обойтись с ним круто. Я пригрозил ему огнём, и он наконец рассказал всё, как было, — понемногу, огрызаясь, истекая слюнями и слезами. Его, видите ли, обидели, унизили и вдобавок ограбили. Я у него выпытал и про загадки, и про бегство Бильбо, но вот дальше — тут он словно онемел и только выхныкивал иногда мрачные намёки. Видно, какой-то ужас сковывал его язык, и я ничего не мог поделать. Он плаксиво бубнил, что своего никому не уступит и кое-кто узнает ещё, как его пинать, обманывать и грабить. Теперь у Горлума есть хорошие, такие чудесненькие друзья — и они очень даже покажут, кому надо, где орки зимуют. Они ему помогут, и Торбинс-ворюга ещё поплатится. Он ещё поплатится и наплачется, твердил Горлум на разные лады. Бильбо он ненавидит люто и клянет страшно. Но хуже другое: он знает, кто такой Бильбо и откуда явился.
— Да кто же ему сказал? — взволновался Фродо.
— Ну, если на то пошло, так Бильбо сам ему сдуру представился, а уж потом нетрудно было выяснить, откуда он явился, — если, конечно, выползти наружу. И Горлум выполз, ох, выполз. По Кольцу он тосковал нестерпимо — тоска эта превозмогла страх перед орками и даже его страх перед светом. Протосковал он год, а то и два. Видишь ли, Кольцо хоть и тянуло его к себе, но уже не истачивало, как прежде, и он понемногу начал оживать. Старость давила его, ужасно давила, но вечная опаска пропала; к тому же он был смертельно голоден.
Любой свет — что лунный, что солнечный — был ему нестерпим и ненавистен, это уж, наверно, так с ним и будет до конца дней; но хитрости и ловкости ему не занимать. Он сообразил, что укрыться можно и от солнечного, и от лунного света, можно быстро и бесшумно пробираться тёмной ночью, когда мрак проницают только его белёсые глаза: и ловить всяких мелких беспечных зверушек. Его освежило ветром, он отъелся, а потому стал сильнее и смелее. До Лихолесья было недалеко; дотуда он, в свой час, и добрался.
— И там ты его нашёл? — спросил Фродо.
— Я его там видел, — отвечал Гэндальф, — но перед этим он проделал долгий путь вслед за Бильбо. А потом… толком-то я, пожалуй, так и не знаю, что было потом. Выяснить хоть что-то достоверное стоило великих трудов: он нёс какую-то околесицу, захлёбывался руганью и угрозами. "Что было у него в карманиш-шке?" — бормотал он. — "Он не сказал, нет, преле-с-сть. Гад, гад, гадёныш. Нечестный вопрос, нечестный. Он смошенничал, он, а не я, он правила нарушил. Надо было сразу его удавить, да, моя прелес-с-сть? Ничего, прелес-с-сть, ещё удавим".