К вечеру следующего дня боль и беспокойство прошли, и Фродо снова повеселел, повеселел так, словно он не помнил черноты прошлого дня. После этого их путешествие продолжалось хорошо, и дни быстро проходили, потому что они ехали неспеша и часто медлили в прекрасных лесах, где листва алела и желтела в осеннем солнце. Наконец, они добрались до Заверти; дело шло уже к вечеру, и тень горы чернела на тракте. Тогда Фродо попросил их ехать быстрее, и он не взглянул в сторону горы, а проехал сквозь её тень с опущенной головой и тесно запахнувшись в плащ. Этой ночью погода переменилась. С запада пришёл ветер и принёс дождь, и жёлтые листья порхали в воздухе, словно птицы, и ветер дул громко и резко. Когда они добрались до Старолесья, сучья уже почти оголились и плотная завеса дождя скрыла холм Бри от их взора.
Так и вышло, что под конец бурного и мокрого вечера в последний день октября пятеро путников поднялись по тракту к Южным воротам Пригорья. Ворота были крепко заперты, и дождь бил в лица друзей, и по быстро темнеющему небу неслись низкие тучи, и хоббиты несколько приуныли, потому что ожидали более радушного приёма.
Они долго звали, наконец вышел привратник, и они разглядели, что тот держит большую дубину. Привратник смотрел на них со страхом и подозрением, но когда увидел, что это Гэндальф и что его спутники — хоббиты, несмотря на их странную одежду, он просветлел лицом и приветствовал их.
— Входите! — пригласил он, отпирая ворота. — Не станем обмениваться новостями здесь, в холоде и сырости. Разбойничий вечерок. Но старина Барли, без сомнения, радушно примет вас в "Пони", и там вы узнаете обо всём, что здесь слышно.
— И там же ты попозже ты услышишь всё, что мы скажем, и даже больше, — рассмеялся Гэндальф. — Как поживает Гарри?
Привратник нахмурился.
— Ушёл, — коротко бросил он. — Но лучше спросите Барлимана. Вечер добрый!
— И вам вечер добрый! — ответили они и въехали в ворота, а потом заметили, что позади живой изгороди сбоку от тракта был выстроен длинный низкий барак, из которого высыпало довольно много людей, изумлённо уставившихся на них поверх ограды.
Проходя мимо дома Билла Осинника, путники увидели, что живая изгородь здесь потоптана и запущена, а все окна заколочены досками.
— Думаешь, ты убил его тем яблоком, Сэм? — спросил Пин.
— Я не настолько полон надежд, мистер Пин, — ответил Сэм. — Но я охотно узнал бы, что сталось с тем бедным пони. Он не раз приходил мне на ум, и волчий вой, и всё прочее.
Наконец, они дошли до "Гарцующего пони", который, по крайней мере внешне, не изменился, и свет горел за красными занавесками в окнах нижнего этажа. Они позвонили в колокольчик, и к двери подошёл Ноб, приоткрыл её и выглянул через щёлку наружу. Когда он увидел их, стоящих под фонарём, то завопил от удивления.
— Мистер Буттербур! Хозяин! — закричал он. — Они вернулись!
— Ах, вернулись? Вот я им покажу! — раздался голос Буттербура, и тут с грохотом выскочил сам хозяин гостиницы, держа в руке дубинку.
Но когда он увидел, о ком шла речь, он резко остановился, и свирепая выражение на его лице сменилось удивлением и облегчением.
— Ноб, дурень ты шерстолапый! — воскликнул он. — Ты что, не мог назвать старых друзей по именам? Больше не пугай меня так, как сейчас, в такие-то времена! Так, так! И откуда же вы явились? Вот уж никак не ожидал увидеть кого-либо из вас снова, и это факт: уйти в глушь с этим Бродяжником, да ещё со всеми теми Чёрными вокруг… Но я и вправду рад вас видеть, особенно Гэндальфа. Заходите, заходите! Те же комнаты, что и прежде? Они свободны. Большинство комнат в эти дни пустует, не буду от вас скрывать, потому что вы и сами обнаружите это достаточно скоро. И я погляжу, что там можно сделать по поводу ужина, как можно скорее, разумеется, да только руки у меня теперь коротковаты. Эй, телепень Ноб, скажи Бобу… Ах да, я и забыл. Боб ушёл, он теперь ходит ночевать домой, к своим. Ладно, отведи пони гостей в конюшню, Ноб! А вы, Гэндальф, без сомнения, предпочтёте отвести вашего коня в стойло сами. Отличное животное, как я сказал, ещё когда впервые увидел его. Ну же, заходите! Будьте, как дома!
Во всяком случае, своей прежней манеры трещать без умолку мистер Буттербур не изменил, как, по-видимому, и привычки суетиться без продыху, хотя не похоже было, чтоб в доме были другие постояльцы. Всё было тихо; из общей комнаты едва доносился говор двух или трёх голосов, и, рассмотрев поближе лицо хозяина в свете двух свечей, которые он зажёг и нёс перед ними, друзья увидели, что он выглядит постаревшим и озабоченным.
Барлиман провёл их по коридору к гостиной, которую они занимали в ту странную ночь больше, чем год назад, и они следовали за ним немного обеспокоенные, потому что им сдавалось, что старый Буттербур делает хорошую мину при плохой игре. Дела шли не так, как прежде. Но они не сказали ничего и ждали.