Властелин Колец

То песнь о Деве, что жила
В далекие года,
Чиста, как полдень, и светла,
Как ранняя звезда.

Она несла эльфийский свет –

Так, солнцем залитой,
Волшебный Лориен одет
Зарею золотой;

Так бьется чистым серебром

Прозрачный звонкий ключ;
Так ветер в странствии своем
Свободен и летуч.

И озарял лучистый взгляд

Чертоги древних гор,
И песен светлый звездопад
Звенел о гладь озер…

Где нынче дивный этот свет,

Где лучезарный взор?
Утерян Нимродели след
Среди полночных гор.

Там, где клокочет пенный вал,

Без счета долгих дней
Ее корабль эльфийский ждал
И не гасил огней.

Но на серебряный причал

Из северных земель
Ворвался вихрь, и он умчал
Корабль от Нимродель.

Туда, где глух и мрачен путь,

Где ветер волны рвет,
Где взор слепят и режут грудь
Осколки черных вод.

И Амрот в сумрачном краю,

Где ночи торжество,
Послал проклятье кораблю,
Предавшему его.

Он был навеки разлучен

С любимою своей…
Где с той поры скитался он?
Среди каких теней?

Где нынче он? В каких мирах

Смешались сон и явь?
Вот он взлетает на волнах;
Вот он стремится вплавь;

Он в ветре чайкою парит,

Он пеною одет;
Он гордым лебедем царит
Над бездной вод… Но нет –

То лишь виденье. День за днем,

И, верно, навсегда,
Хранит молчание о нем
Пустынная вода.

Неожиданно Леголас замолчал.

– Я забыл дальше, – смущенно признался он. – Это долгая песня, печальная, ибо рассказывает о скорби, пришедшей в Цветущий Лориен, когда гномы пробудили горное Зло.

– Не они же его создали, – не удержался Гимли.

– Я и не говорю так, но Зло пришло, – печально сказал Леголас. – И многие эльфы из народа Нимродели ушли на Запад, и только она, заплутав в Белых Горах, не нашла дороги к кораблю, где ждал ее возлюбленный Амрот. По весне, в шуме молодой листвы, здесь, у реки с ее именем, все еще слышится голос Нимродели, и тогда с юга ветер приносит голос Амрота. Нимродель впадает в Серебрень, эльфы говорят – Келебрант, а Келебрант сливается с Андуином Великим, впадающим в залив Белфалас, откуда отплывали лориенские эльфы. Корабль так и не дождался ни Амрота, ни Нимродели.

Говорят, она жила здесь, возле порогов, в ветвях огромного дерева – это в обычае у лориенских эльфов. Их даже называют Галадримы, Древесный Народ. Дальше в лесу мы, наверное, встретим огромные деревья-дома. Древесный Народ не зарывался в землю, как Гномы, и не строил каменных укреплений, пока не пришла Тень.

– Я их понимаю, – неожиданно произнес Гимли. – Сейчас-то точно спокойней жить на дереве, чем сидеть на земле. – Он выразительно взглянул за реку, на дорогу, ведущую к Росному Долу, а потом поглядел на сплетение ветвей над головой.

– Ты подал дельный совет, друг Гимли, – поддержал его Арагорн. – Дом мы строить не будем, но сегодняшнюю ночь проведем, если получится, как Галадримы. Пойдемте, не стоит здесь засиживаться.

Отряд свернул с тропы и углубился в сумрак леса. Неподалеку от порогов уже начали встречаться деревья в несколько обхватов, кроны их терялись где-то высоко в ночной тьме.

– Я поднимусь наверх, – предложил Леголас. – В лесу я дома, хотя таких деревьев у нас нет. Я их знаю по песням. Это меллорны, цветущие золотыми цветами. Наконец-то я посмотрю на них вблизи.

– Деревья, наверное, хорошие, – с сомнением проговорил Пиппин, – может, птицам удобно на них спать, но я-то не зяблик, я не могу спать на жердочке!

– Тогда вырой норку, – предложил Леголас. – Но если ты хочешь укрыться от орков, мой тебе совет: копай поглубже.

Эльф без разбега подпрыгнул, ухватился за высокую ветку и сильно качнулся, собираясь перебраться на следующую.

– Даро! – прозвучал сверху неожиданный приказ.

Растерявшийся Леголас выпустил ветку из рук и, с трудом удержавшись на ногах, приземлился рядом с товарищами.

– Стойте тихо! – шепнул он остальным. – Не говорите, не двигайтесь.