Властелин колец

Огнистые птицы реяли в небе и пели сладкими голосами; зеленые кроны распускались на стволах темного дыма — их светящиеся ветви роняли сияющие цветы, что таяли с дивным ароматом, почти касаясь лиц пораженных хоббитов. Рои мерцающих бабочек порхали среди деревьев; цветные дымы поднимались ввысь и обращались то в орлов, то в плывущие корабли, то в стаи лебедей; рокотал багровый гром и шел желтый дождь; лес серебряных копий с победным кличем вонзился в воздух и канул в Реку с шипением сотни разъяренных змей. Но главный сюрприз — в честь Бильбо — Гэндальф приберег под конец. Взметнулся столб дыма. Он склубился в дальнюю гору — вершина ее пылала зеленым и алым огнем. Из нее вылетел красно-золотой дракон — он был совсем как живой: пасть полыхала огнем, глаза высматривали жертву; с ревом и свистом он трижды пронесся над толпой (хоббиты попадали лицом вниз), перекувырнулся и с оглушительным грохотом взорвался над Приречьем.

— Пора ужинать! — объявил Бильбо. Страх мигом улетучился, и хоббиты повскакивали на ноги. В палатках и под навесами всех ждал добрый ужин; всех, кроме тех, кто был приглашен на особый семейный обед. Он был накрыт в шатре под деревом. Приглашенных было ровно двенадцать дюжин (число, называемое хоббитами один гурт; впрочем, народ на гурты считать не принято); присутствовали все, с кем Бильбо и Фродо состояли в родстве, и несколько самых близких друзей — вроде Гэндальфа. Было много молодежи — хоббиты любят ходить в гости с детьми, особенно если можно их там вкусно накормить.

Собрались все Торбинсы и Булкинсы; многие Хваты и Брендизайки; пришли Ройлы (родня бабушки Бильбо), Ейлы и Пойлы (дедова родня); Глубокопы, Скряггинсы, Барсуксы, Дороднинги, Дудстоны и Шерстолапы. Кое-кто из них и сам не помнил, с какого бока Бильбо ему родственник, а некоторые вообще раньше в Хоббитоне не бывали. Не забыли и о Лякошоль-Торбинсах. Отто явился с женой Лобелией. Они не любили Бильбо и терпеть не могли Фродо, но приглашение было писано золотыми чернилами на рисовой бумаге — и они не устояли. К тому же Бильбо слыл знатоком по части еды, и стол у него всегда был отменный.

Все сто сорок четыре гостя намеревались хорошо закусить (они, правда, немного побаивались традиционной Послеобеденной Речи хозяина — чего доброго, начнет читать стихи или ударится в воспоминания о своем дурацком походе); но угощаться им это не мешало. Ели до отвалу, а пили до упаду; что не съели — забрали с собой. Примерно с неделю после Угощения в лавках никто ничего не покупал; но Бильбо опустошил все погреба, склады и трактиры на несколько миль вокруг, так что лавочники в накладе не остались.

Когда все более или менее наугощались, пришло время Речи. Общество было настроено благодушно. Они напились, наелись и готовы были все выслушать и похлопать.

— Любезные мои сородичи, — начал Бильбо, поднимаясь.

— Тише, тише! — Закричали все разом, совсем не собираясь, кажется, следовать собственному совету. Бильбо подошел к стулу под освещенным деревом и влез на него. Свет фонариков падал на его праздничное лицо; на новом шелковом жилете сверкали золотые пуговицы. Он стоял, одной рукой помахивая в воздухе, другую засунув в карман брюк.

— Любезные мои Торбинсы и Булкинсы, — начал он снова, — разлюбезные Хваты и Брендизайки, Ройлы, Ейлы и Пойлы, Глубокопы и Дудстоны, Бобберы и Толстобрюхлы, Дороднинги, Барсуксы и Шерстопалы!

— И Шерстолапы! — заорал откуда-то из угла старый хоббит. Сам-то он был, уж конечно, Шерстолап: ноги у него были огромные, шерстистые и возлежали на столе.

— И Шерстолапы, — согласился Бильбо. — Дорогие мои Лякошоль-Торбинсы, я очень рад видеть вас всех в Торбе. Сегодня мне исполняется сто одиннадцать лет! — «Ура! Ур-ра! Многая лета!» — закричали гости и забарабанили по столам. Это было то, что надо: коротко и ясно.

— Надеюсь, вам всем сегодня так же весело, как мне. — Возгласы одобрения. Крики «Да!» (и «Нет!»). Трубы, рога, флейты. Хоббиты распечатали сотни музыкальных хлопушек. На многих было написано «Дол» — метка большинству хоббитов непонятная; впрочем, игрушек это не портило. В хлопушках были музыкальные инструменты — маленькие, но очень красивые и дивного тона. В одном из углов несколько юных Хватов и Брендизайков, решив, что дядя Бильбо кончил говорить (вроде, все уже сказал) устроили небольшой оркестр и заиграли что-то веселое и громкое. Эверард Хват и Мелирот Брендизайк вспрыгнули на стол и с колокольцами на руках принялись отплясывать Брызгу-Дрызгу — очень милый, но несколько буйный танец.

Но Бильбо не кончил. Выхватив рог у какого-то хоббитенка, он трижды громко протрубил. Шум не уменьшался.

— Я вас долго не задержу! — крикнул он. Приветственные крики. — Я созвал вас сегодня сюда с целью… — что-то в том, как он сказал это, заставило всех насторожиться. Стало почти тихо, и некоторые Хваты даже приготовились слушать.

— Даже с тремя целями! Во-первых, чтобы сказать, что я вас всех люблю, и что прожить сто одиннадцать лет среди таких замечательных и превосходных хоббитов — сущее удовольствие. — Взрыв согласных криков.