Властелин колец

В веселом старом кабачке
Под серою горой
Варили темный крепкий эль;
Там лунный сел челнок на мель
Вечернею порой.
У конюха жил пьяный кот,
Вверх-вниз водил смычком
По пятиструнной скрипке он:
То вверх взлетал, то падал тон,
И стон стоял кругом.
А у кабатчика жил пес:
Смеяться был мастак.
Он шутки слушать обожал,
При этом весело визжал
И ржал, как волколак.
Была еще корова там —
Короною рога —
Что, слыша скрипки пьяный стон,
Пускалась в пляс, крутя хвостом,
И мчалась на луга.
О! Ряд тарелок на стене
И ящик серебра!
Особый к праздникам прибор:
Его полировал весь двор
С утра и дотемна.
Возничий упился вконец
И ныл премерзко кот,
Посуда пляшет на столе,
Корова скачет во дворе,
Взахлеб собака ржет.
Возничий кружку прихватил
И грохнулся под стул;
Во сне он видел темный эль,
Под звездами была постель,
Рассветный ветер дул.
Тут конюх говорит коту:
Мол, лунных жаль коней.
Хозяин залил здесь мозги,
Они же в небесах — одни,
И Солнце — у дверей.
На скрипке джигу кот сыграл —
И мертвый бы ожил!
Визжал, трубил и квакал он,
Возничего же под столом
Кабатчик теребил.
Возничего, вкатив на холм,
Впихнули в лунный челн;
А кони грызли удила,
Корова павой приплыла,
И прибежал прибор.
Еще быстрее заиграл
На старой скрипке кот —
Корова встала на рога,
Взвивались кони в облака,
Пустился в пляс народ.
Порвались пять скрипичных струн,
Прибор разбился вдрызг;
Перескочив через Луну,
Корова завопила: «М-му-у!»,
Глуша собачий визг.
Челн выполз в небо над холмом,
И Солнцу время встать.
Она не верила глазам:
Хоть день идет по небесам —
Все завалились спать!

Хлопали ему долго и громко. У Фродо был хороший голос, и песня понравилась. «Где старина Хмель? — кричали все. — Он должен это услышать! Пусть Боб выучит про этого кота-выпивоху, и мы потанцуем! — Они требовали еще пива и продолжали шуметь: — Повторите свою песню, сударь! Просим! Еще разок!»

Фродо заставили выпить еще, а потом он опять начал песню, и многие подхватили; мотив был давно известен, а слова запоминались легко. Теперь пришел черед Фродо терять голову. Он начал приплясывать, а когда дошел до слов: «Перескочив через Луну, Корова завопила: «М-му-у!» — подскочил и сам. Слишком сильно: потому что опустился — бан-н-г-г! — прямо в полный кружек поднос, поскользнулся и с треском скатился со стола. Народ открыл уже было рот, чтоб засмеяться — да так и замер, не дыша: певец пропал. Просто исчез, словно сквозь землю провалился.

Местные хоббиты в изумлении воззрились на пустоту, а потом громко воззвали к Хмелю Пахтарю. Слушатели отпрянули от Сэма и Пина — и те остались сидеть в углу одни под мрачными, подозрительными взглядами. Большинство считало их теперь товарищами странствующего колдуна, от которого неизвестно чего и ждать. Но один смуглый усадич глядел на них с подозрением и насмешкой — и это было очень неприятно. Потом он выскользнул из трактира вместе с косоглазым южанином: эта парочка весь вечер о чем-то шепталась. Почти сразу за ними ушел и привратник Горри.

Фродо не знал, что делать. Он отполз под столами в темный угол, где сидел Бродник — тот не двигался и ничем не выдавал своих мыслей. Фродо прислонился спиной к стене и снял Кольцо. Он не мог бы сказать, как оно оказалось у него на пальце. Он вертел его в кармане, пока пел — наверное, оно как-то наделось, когда он резко вытащил руку, чтобы уберечься от падения. На миг он подумал, не сыграло ли с ним Кольцо само этой злой шутки; возможно, оно пыталось откликнуться на волю или приказ кого-то в зале. Не нравился хоббиту вид тех, кто ушел.