Властелин колец

Бит Осинник запросил двенадцать монет — и правда втрое против цены за крепкого пони. Конек был костлявый, некормленый и унылый; однако подыхать пока не собирался. Хмель Пахтарь уплатил за него из собственного кармана и предложил Мерри еще восемнадцать монет — в возмещение убытков за пропавших лошадок. Он был человек честный и состоятельный; однако потеря тридцати монет была для него тяжким ударом — тем паче что почти половина из них перешла к Биту Осиннику.

Кстати сказать, в конце концов он не остался в накладе. Позже выяснилось, что на самом деле свели только одну лошадь. Остальные разбежались от страха, и потом их находили в разных концах Усадного Края. Пони Мерри удрали в гости к Дружку и некоторое время жили у Тома Бомбадила — пока до того не дошли вести о событиях в Усаде. Тогда он отослал лошадок назад к Пахтарю, который, таким образом, получил сразу пять крепких пони по весьма сходной цене. Им пришлось немало поработать в Усаде, но Боб холил их, как мог; так что им, можно сказать, повезло: избежали темного и опасного похода. Но и в Светлояре не побывали.

Тем не менее, судя по тому, что знал Пахтарь, деньги его были потрачены невесть на что. А у него были и другие заботы. Мало-помалу оставшиеся гости поднимались и, когда узнали о ночном налете на трактир, началось волнение. Южане потеряли нескольких коней и громко обвиняли трактирщика, пока не стало известно, что один из них тоже исчез ночью — никто иной, как косоглазый приятель Бита Осинника. Подозрение тут же пало на него.

— Ежели вы знаетесь с конокрадом, да еще привели его в мой дом, — сердито заявил Пахтарь, — так должны платить за все сами, а не орать тут на меня. Отправляйтесь и спрашивайте у Осинника, куда запропал ваш распрекрасный друг!

Но оказалось, что другом он никому не был, и никто не смог припомнить, где и когда он к ним пристал.

После завтрака хоббиты заново уложили мешки: пришлось взять с собой запас еды на случай, если поход окажется более долгим, чем они рассчитывали. Было уже почти десять, когда они наконец тронулись в путь. К этому времени весь Усад гудел, как улей. Исчезновение Фродо, черные всадники, похищение коней, и вдобавок — известие, что следопыт Бродник присоединяется к таинственным хоббитам — всего этого с лихвой хватило бы на дюжину небогатых событиями лет. Большинство жителей Усада и Ходтона столпились по обочинам, чтоб видеть отъезд путешественников. Кое-кто пришел даже из Заложья и Таборна. Из дверей и окон трактира выглядывали постояльцы.

Бродник передумал и решил выйти из Усада по главной дороге. Любая попытка сразу свернуть с нее только осложнила бы дело: половина жителей двинулась бы следом поглядеть, что он собираются делать и помешать им «разгуливать» по своим землям.

Они простились с Нобом и Бобом и наговорили много добрых и благодарных слов Хмелю Пахтарю.

— Надеюсь, мы еще встретимся когда-нибудь, — сказал ему Фродо. — Ничего бы мне так не хотелось, как спокойно отдохнуть у вас несколько дней.

Они двинулись в путь под взглядами толпы; на душе у них было тревожно. Не все глаза были дружелюбны, не все рты кричали приветствия. Но Бродник, казалось, внушал многим усадичам страх, и те, на кого он смотрел, умолкали и прятались в толпу. Он шагал впереди вместе с Фродо; Мерри и Пин — следом; последним шел Сэм, ведя в поводу тяжело груженого пони; но конек выглядел уже веселее, словно ноша эта ему нравилась. Сэм задумчиво грыз яблоко. У него все карманы были набиты ими: Боб с Нобом постарались на прощанье. «Идешь с яблочком, сидишь с трубочкой, — рассуждал он. — Да на весь-то путь яблок разве напасешься?..»

Хоббиты не обращали внимания на любопытные лица, выглядывающие из окон и дверей или внезапно вырастающие над изгородями и плетнями. Но когда они подходили к воротам, Фродо заметил темный покосившийся дом за толстым забором — последний дом в селении. В одном из окон мелькнуло и тут же пропало желтое косоглазое лицо.

«Так вот он где прячется, тот южанин! — подумалось ему. — Он и на человека-то не похож: орк какой-то!»

Через забор нагло глядел другой человек. У него были тяжелые темные брови и мрачные подозрительные глаза; большой рот кривила ухмылка. Он курил короткую черную трубку. Когда путники подошли, он вынул трубку изо рта и сплюнул.

— Привет, Длинноногий! — сказал он. — С утра пораньше? Нашел себе дружков по сердцу, а?

Бродник кивнул, но не ответил.

— Привет, малышня! — обратился тот к хоббитам. — Вы хоть знаете, с кем связались? Это ж Бродник Оголтелый! У него еще и другие имена есть, да те похуже будут… Ночью поберегитесь! А ты, Сэмчик, гляди, не обижай моего дохлого пони! Тьфу! — он снова смачно сплюнул.

Сэм быстро повернулся.

— А ты бы, Осинник, — сказал он, — попридержал свой гнусный язык, а то знаешь ведь, как бывает… — Яблоко, пущенное его ловкой рукой, с размаху угодило Осиннику в нос. Бит скрылся, из-за забора донеслись проклятия.

— Вкусное было яблоко, — с сожалением вздохнул Сэм и зашагал дальше.