Властелин колец

— Верно-то верно; но надежда мала. Если он вообще пойдет этим путем — он может не зайти в Усад, а значит, и не узнает, куда пошли мы. Во всяком случае, если только мы не окажемся там одновременно — мы неминуемо разминемся: ему (да и нам) опасно оставаться там долго. Ежели Всадники не отыщут нас в пустошах — они, скорее всего, сами явятся к Заветри. С нее далеко видно. Мы вот с вами стоим здесь — а с ее вершины нас может увидеть любой зверь, любая птица. Не всем птицам можно верить, а есть ведь и другие соглядатаи, куда хуже.

Хоббиты тревожно глядели на дальние холмы. Сэм, задрав голову, смотрел в бледное небо, боясь увидеть орлов или ястребов, следящих за ними злыми пронзительными глазами.

— Ну, ты обнадежишь, Бродник! — проворчал он.

— Что ты нам посоветуешь? — спросил Фродо.

— Думаю… — медленно начал Бродник, словно сам еще не был до конца уверен. — Думаю, самое лучшее — идти отсюда прямо на восток — к холмам, а не к Заветри. Есть там одна тропка вдоль их подножий, я знаю ее — она выведет нас к горе с севера. Там мы увидим… что увидим.

Весь тот день они тащились вперед, пока не спустился ранний холодный вечер. Земли стали зеленей и суше; но позади, на болотах, лежали туман и мглистые испарения. Печально чирикали и посвистывали птицы, пока круглый красный диск солнца медленно скрывался за горизонтом; потом настала полная тишина.

В конце дня они подошли к ручью, что бежал с холмов, что затеряться в болотах, и шли по нему, пока было светло. Была уже ночь, когда они наконец стали лагерем в ольшанике на берегу. Впереди смутно рисовались на дымном небе черные голые спины холмов. Этой ночью выставили стражу, а Бродник, казалось, вовсе не спал. Луна прибывала, и холодный серебристый свет заливал земли.

Вскоре после восхода все поднялись. Хоббиты были свежи, точно провели спокойную бестревожную ночь. Они стали уже привыкать к долгой ходьбе и скудной еде — а ведь прежде, в Крае, им едва ли хватило бы этого хотя бы просто для того чтобы держаться на ногах. Пин заявил, что Фродо выглядит вдвое толще прежнего.

— Очень странно, — сказал Фродо, затягивая пояс. — По-моему, от меня и половины не осталось. Ежели не перестану худеть — скоро и вовсе призраком сделаюсь.

— Не говори так! — быстро, с неожиданной горячностью проговорил Бродник.

Холмы придвинулись. Они образовывали волнистую гряду, то вздымаясь почти на тысячу футов, то опадая обрывами и оврагами, что вели к восточным равнинам. Вдоль гребня хоббитам виделись поросшие травой остатки насыпей и рвов, а на обрывах все еще стояли древние каменные стены. К ночи путники достигли западных склонов и остановились на отдых. Была ночь пятого октября — шестой день, как они ушли из Усада.

Утром, впервые со дня выхода из Мерного Леса, они обнаружили ясно видимую тропу. Они повернули вправо и пошли по ней к югу. Тропа извивалась так хитро, точно пыталась остаться невидимой и с холмов, и с равнины. Ныряла в расщелины, таилась под крутыми откосами; а когда проходила по более открытым местам — по краям ее были навалены большие валуны и битый камень, что оградой скрывали путников.

— Кто ее, интересно, проложил, и зачем? — сказал Мерри, когда они шли по одному из таких мест, где камни были необычно большими и плотно уложенными. — Что-то она мне не нравится: какой-то у нее… слишком замогильный вид, что ли… Есть на Заветри могильники?

— Нет. Ни на Заветри, и нигде на этих холмах, — ответил Бродник. — Люди тут не жили — только держали оборону против чародейской напасти из Ангмара. Тропу эту проложили, чтобы обслуживать укрепления. Но задолго до того, в первые дни Северного Княжества, на Заветри возвели высокую сторожевую башню — Амон-Сул на древнем языке. Она сгорела и обвалилась — ничего не осталось от нее, кроме неровного круга камней, вроде грубой короны на вершине горы. Однако некогда она была высока и прекрасна. Г оворят, во дни Последнего Союза сам Элендиль стоял на ней, ожидая подхода Гиль-Галада.

Хоббиты уставились на Бродника. Казалось, он знал древние предания не хуже троп в пустыне.

— Кто такой Гиль-Галад? — спросил Мерри; но Бродник не ответил — он словно бы ушел глубоко в раздумья. И вдруг прозвучал тихий голос:

Он был Верховным королем у эльфов, чей в Энноре дом, и победить лихую тьму
Жестокий рок сулил ему. Сияло солнце на щите,
Копье блистало в темноте, И меч без жалости разил
Лихое сердце темных сил. Но, дланью огненной сражен,
В пучину мрака канул он, И дух звездою воссиял,
Покинув плоть меж черных скал.

Они в изумлении обернулись: голос был сэмов.

— А дальше? — нетерпеливо проговорил Мерри.