Властелин мёртвых. Часть 1. Навь или Явь?

– Кто знает, – усмехнулся Сашка, задумчиво глядя на чёрную птицу. – Всё может быть…

Вдруг ворона суетливо соскочила с надгробия и исчезла в сухой, высокой траве. Откуда-то из-за редких сосен вышел небольшого роста мужичок в сером, китайском свитере, военных камуфляжных штанах и грязных кирзовых сапогах. Лицо у него было какое-то не запоминающееся, блеклое. Выделялись на нём только нос-пуговка и светлые, хитрющие глазки. На голове с редкими волосами небрежно сидела вязаная шапочка. В одной руке он держал наполненный чем-то белый полиэтиленовый пакет.

– Здравствуйте, – сказал он неожиданно густым, сочным баритоном, останавливаясь возле нас. – Кого хороните?

Его хитрые глазки зацепились за бутылку водки и никак не желали отводиться в сторону.

Отвечать мне не хотелось, так же, как и не хотелось наливать неизвестно кому выпить за упокой души друга. Но Борода был иного мнения. Он придерживался гласных и негласных житейских традиций, поэтому молча налил полстакана водки, положил сверху кусок хлеба с кружком колбасы.

– Друга хороним. Очень хорошего человека, – сказал Сашка, протягивая мужичку стакан с водкой и закуской. – Выпей за упокой его души…

– Благодарствую, – с достоинством сказал тот, и поставил пакет на землю. Внутри него что-то легонько звякнуло.

«Бутылки собирает, – подумал я. – Но на бомжа не походит».

– А я здесь живу и работаю, – сказал мужичок, переводя хитрые глазки на меня. Кроме хитринок, в них прятался и умишко.

Мне стало не по себе оттого, что он догадался о моих мыслях. Непонятная тревога зашевелилась внутри меня, выдавливая хмель.

– Как друга звали? – спросил мужичок.

– Игорем, – ответил Борода.

Мужичок хмыкнул и, взяв хлеб с колбасой в левую руку, а в правой оставив стакан с водкой, сказал:

– Меня тоже так зовут… – Он вздохнул. – Ну, пусть земля ему будет пухом! – и одним большим глотком выпил водку. Отломил кусочек хлеба, понюхал и съел. Остальную закуску засунул в пакет и пояснил: – Потом доем…

Разговаривать мне совсем не хотелось. Не только с мужичком, но и, вообще… Поэтому я молча спрыгнул в могилу и стал копать дальше.

Борода налил ещё по стакану, спросил у меня: «Ты будешь?» Я отрицательно мотнул головой. Они выпили и стали о чём-то вполголоса разговаривать. И хотя они были от меня недалеко, понять их разговор мне не удавалось. Хотя, помимо своей воли, я напрягал слух, пытаясь разобрать слова.

Тревога внутри меня уменьшилась, но появилось раздражение, и я, глядя в сторону разговаривающих Бороды и мужичка, крикнул:

– Борода! Кончай базар! Копать надо!

– Ладно, ладно. Сейчас… – откликнулся Сашка. Он торопливо распрощался с мужичком и направился ко мне. Мужичок, взяв пакет, направился в другую сторону.

Спрыгнув в могилу и взяв лопату, Борода стал ковырять песок.

– Интересный мужик, – сказал он, немного погодя.

– Мужик, как мужик, – буркнул я. Раздражение прошло, опять полезли в голову всякие мысли, которые крутились, в основном, вокруг предстоящих похорон Игоря. – О чём говорил с ним?

Я перестал бросать песок из могилы, решив немного передохнуть.

– Колдун, вроде бы, – Борода опёрся на черенок лопаты, моргнул голубыми глазами. – У меня зуб ныл, а он как-то об этом догадался. Рукой провёл по щеке и всё… Не ноет.

Борода усмехнулся и потёр широкой ладонью свою щеку, как бы убеждаясь ещё раз, что зуб не болит.

– Водка всё лечит, – сказал я.

– Да нет… Водка здесь не при чём, – Борода повернул голову в ту сторону, куда ушёл мужичок. Мне показалось, что Сашка не всё сказал о разговоре с ним. Но расспрашивать не стал. Борода такой человек: когда посчитает нужным, сам расскажет.

6

Почти час разговаривал с кладбищенскими землекопами Лещинский. Он застал их за работой, и на его вопросы они отвечали, не выпуская из рук ломы и лопаты. Четыре худых, крепких мужика без особого интереса поглядывали на Лещинского: он был хотя и «мент», но не по их части, и потому особой угрозы они в нём не видели. Не видели, впрочем, и особой причины откровенничать. Да, те пять могил рыли они, как и многие, которые есть на этом кладбище. Да, иногда приходится работать и ночами: дело такое, похороны ждать не будут. Работали ли в те ночи? А кто же это теперь упомнит, они учёта не ведут, всё на доверии, по совести. Нет, ничего особенного по ночам на кладбище они не замечали.

– А ты, лейтенант, – с плохо скрытой усмешкой сказал один из землекопов, старший среди них, наверное, бригадир, – ночь на кладбище посиди и всё увидишь.

– А что увижу? – спросил Лещинский.

– Всё – повторил мужик и как-то сразу потерял к лейтенанту интерес. Но Лещинский хорошо подготовился к встрече.

– Вот здесь могила Чесменской, – он поставил на наспех начерченной схеме кладбища крестик. – Так? А вот здесь вы в ту ночь работали, я проверил. Верно ведь?

– Может, и так, – пожал плечами бригадир.

– Но ведь здесь метров двадцать от силы! – провёл Лещинский карандашом прямую линию.

– А здесь вот кусты растут! – чиркнул бригадир грязным ногтем поперёк линии Лещинского. – Сквозь них ни хрена не увидишь. А потом, мы ведь не лежали: копали, долбили. Ничего не слышали, одним словом…