Властелин мира

Это только кажется, что фантасты повествуют о будущем. Прав бесстрашный доктор Фергюссон, утверждавший в первом романе Жюля Верна: «В будущем надо видеть настоящее, ведь будущее и есть более отдаленное настоящее». И пусть не покажется парадоксом суждение американского писателя Р. П. Уоррена: «Даже в научной фантастике повествуется о прошлом. Писатели рассказывают о будущем так, как будто оно уже миновало. В научной фантастике вы забегаете вперед той истории, которую рассказываете. Вы никогда не пишете ее в будущем времени. Время ее действия — предполагаемое будущее, которое уже стало прошедшим».[5] Такое наблюдение справедливо даже в отношении тех художников, кто пытается представить картины далекого грядущего, засылает зонд своего воображения в иные миры и иные цивилизации. Тем более оно справедливо в отношении Жюля Верна. С увлечением конструируя машины будущего, он никогда не «конструирует» человека будущего. Его персонажи — современники его читателей. Предвосхищая какое-либо изобретение, он помещает его в настоящее, о котором рассказывает как о ближайшем прошлом, а не пытается выдавать за будущее. «Пять недель на воздушном шаре» вышли в канун 1863 года, а действие там происходит в 1862 году. Жюль Верн любит точность координат в пространстве и во времени; многие его романы традиционно начинаются с указания дат. Необыкновенное лишь как бы электризует действительность, и читателю передается заряд духовной энергии.

В сейфе Мишеля Верна недавно был обнаружен еще один роман отца (забракованный в свое время Этцелем), публикация которого осенью 1994 года стала подлинной сенсацией. Роман этот носит название «Париж в XX веке». Он относится к раннему периоду творчества Жюля Верна (исследователи датируют его 1863 годом — тем самым, когда вышла из печати книга «Пять недель на воздушном шаре»), а действие его происходит в начале 1960-х годов, то есть сто лет спустя. Это поистине «воспоминания о будущем». Воспоминания — потому, что тридцатипятилетний литератор вложил в изобилующее парижскими реалиями произведение всю свою очарованность французской столицей, современным ему царственным городом на Сене. О будущем — потому, что, исходя из анализа известных ему фактов и новейших открытий, Жюль Верн пытался предугадать пути научно-технического, общественного развития и представить себе, как будет выглядеть Париж и жизнь в нем через сто лет. Причем далеко не все вызывает восторг у писателя: здесь отразились не только его упоение по поводу возможностей человеческого разума, но также тревога относительно социальных и нравственных последствий технического прогресса (недаром одна из заключительных глав называется «Демон электричества»). У этой книги немало черт романа-предупреждения — жанра, который приобрел такую популярность в том самом веке, куда пытался заглянуть Жюль Верн.

Он оказал влияние на многих писателей XX столетия, притом не только на писателей-фантастов. Например, Антуан де Сент-Экзюпери оставил нам признание, как в детстве открыл для себя Жюля Верна: «Мне уже было около десяти. «Горная Индия», одна из его наименее известных книг, которая вообще-то считается скучноватой, ослепила меня блеском великолепия и тайны. Я и теперь остаюсь при своем мнении, потому что этому роману суждено было сыграть важную роль в моей жизни. Действие его разыгрывается в подземных галереях, прорытых на глубине нескольких тысяч футов, куда от века проникает свет. Вполне возможно, что фантастическая атмосфера этой книги, запечатлевшаяся у меня в памяти, лежала у основ моего «Ночного полета», который тоже есть не что иное как исследование тьмы».[6]

О том, каким почтением окружено имя Жюля Верна в наше время, быть может, красноречивее рекордных цифр тиражей его книг свидетельствует прелестная новелла Рэя Брэдбери «Чудеса и диковины! Передай дальше», где описана встреча автора с создателем «Таинственного острова», ставшая возможной благодаря чудесной Машине Времени — пишущей машинке.

«Везде, где есть неизвестное, которое должно стать известным, присутствую и я», — говорит в новелле Жюль Верн и добавляет: «Еще не было века, лишенного поэзии... Она гонит ваших моряков к их кораблям, ваших летчиков — к их реактивным самолетам! Вся наука рождается из романтики, потом естественным образом освобождается от лишнего, сжимается до горстки фактов, а когда факты станут сухими и хрупкими, начинается новое оплодотворение действительности, ее новая романтизация, и так всегда, опять и опять, ибо есть очень много такого, чего мы не знаем и не узнаем никогда».

Далее в уста Жюлю Верну вложены слова, которые можно трактовать и как кредо самого Рэя Брэдбери: «Мы, рассказчики сказок, бежим впереди и зовем следовать за нами; общество следует и догоняет нас; и тогда наступает пора для рассказчиков новых сказок зажигать новые поколения мечтателей, которые поведут к новым фактам...»