Властелин огня

Мы расстались на перекрестке, на котором наши пути расходились в разные стороны, и я весело побежал домой. За обедом я попросил вторую порцию картошки с грибами и «смолотил всю еду», как мои в таких случаях говорят, мгновенно и в полтретьего, с запасом, вышел из дому.

Я шел не спеша, придумывая, что сказать Машке умного, интересного или смешного, чтобы перед ней блеснуть. К ее дому я подошел без десяти три и остановился через двор от ее подъезда, у детского грибочка, засыпанного снегом, решив, что глупо болтаться у самого подъезда, лучше я выжду не сколько минут, а потом подойду.

В три часа уже начинало смеркаться, но было еще довольно светло. И — ни одного человека во дворе.

Я рассеянно огляделся, и мое хорошее настроение как ветром сдуло: я увидел тот самый «форд эксплоер», в котором к Машкиному отцу приезжали бандиты. В нем, насколько я мог различить, сидела вся троица — Кореец, Гильза и Бегемот.

Джип стоял так, что я его отлично видел, а от Машкиного подъезда он был загорожен двумя коробками гаражей — и при этом сами бандиты за движением вокруг подъезда вполне мог ли наблюдать.

«Машке ни в коем случае нельзя выходить из дому!» — подумал я и побежал к подъезду. До трех часов оставалось еще несколько минут — вполне достаточно времени, чтобы пере хватить Машку у лифтов, вернуть ее домой, и пусть ее отец вызывает милицию…

Но и Машка вышла чуть пораньше, когда трех еще не было.

Она сошла с бетонных ступенек подъезда на тротуар, стала оглядываться, увидела меня. Джип бесшумно тронулся с места.

— Беги домой! — закричал я, размахивая руками. — Беги!

Она сначала не поняла… а потом было уже поздно. Джип остановился рядом с ней, бандиты выскочили и быстро запихнули ее в машину. Я успел добежать, попробовал ухватить Машку, уже исчезавшую в салоне джипа, за ногу и вытащить ее наружу. Гильза врезал мне так, что я отлетел на тротуар. Дверцы захлопнулись, джип поехал, набирая ход. Я вскочил, вцепился в ручку двери. Машина резко прибавила в скорости, меня несколько метров проволокло по асфальту, потом пальцы разжались, и я покатился кувырком. Когда я очнулся, абсолютно обалдевший, моя куртка была разорвана, через щеку и скулу тянулась кровоточащая ссадина, а джипа уже не было.

Я немедленно вскочил на ноги и, не раздумывая, помчался к «инженерному дому», к Ковачу.

Почему я так поступил? Уже потом я думал, что разум нее и логичнее было бы поднять шум, рвануть к Машкиным родителям, вызвать милицию… Но я не сомневался, что милиция тут не поможет, помочь может только Ковач. Не сомневался — и все, называйте это как угодно: глупостью, верой в Ковача, верой в чудо…

До его дома я добежал за рекордное время. Перемахнул через все ступеньки разом, распахнул входную дверь, толкнул дверь квартиры, и она открылась — Ковач очень часто не запирал дверей, когда был дома.

Я пробежал через прихожую, ворвался на кухню. Ковач сидел за столом, совершенно неподвижный, руки со сжатыми кулаками лежали на столе… Он был настолько похож на монумент, что я в растерянности остановился. Мне уже доводи лось видеть подобные его состояния, но я никак не мог к ним привыкнуть.

Ковач медленно повернул голову в мою сторону, и опять по его лицу пробежала эта странная волна, будто он из состояния глубокой заморозки возвращался к реальности.

— Там! — выдохнул я. — Они Машку схватили!

— Кто они? — спросил он. — Какую Машку?

— Директорскую дочку! — И добавил неожиданно для себя: — Ты ж обещал директору защитить его семью, я слышал!

Он встал, Поглядел с высоты своего роста на мою разорванную и испачканную куртку, на ссадину на щеке…

— Обещал, — проговорил он. — И выполню обещание.

Мы с Ковачем вышли из дома в зимние сумерки. Он ступал медленно и размеренно, но я с трудом за ним поспевал.

Выйдя на улицу, Ковач огляделся.

— Ее в ту сторону повезли! — показал я. Он коротко кивнул:

— Я знаю.

«Откуда он может знать?» — подумал я.

Ковач поднял голову, вглядываясь куда-то в небо. Я поглядел туда же.

Высоко в темном небе, в свете луны и ярких, как светлые искры, зимних звезд, появилось какое-то темное пятнышко. Оно начало резко, почти пикируя, снижаться и оказалось огромным черным вороном. Спустившись метров до двадцати, ворон хрипло каркнул и полетел в сторону от дороги, наискосок через поля и через замерзшую реку. Ковач немедленно зашагал в том же направлении.

Он шагал, а не бежал, и его шаги были не очень-то энергичными, но я почти сразу отстал. Мне оставалось идти по следам Ковача — глубоким вмятинам в плотном снегу. Наст был жесткий, обветренный, и казалось странным, что он так проламывается под Ковачем. После меня следов на нем не оставалось. Разве что еле заметные оттиски в свежей поземке, которую намело поверх наста всего-то на миллиметр другой.

Я бежал вдоль цепочки следов, бежал изо всех сил. Сердце у меня в груди колотилось так, будто готово было вот-вот вы прыгнуть, дыхание сбивалось. В какой-то момент я понял, что сейчас упаду и не встану.