Властелин огня

Я старался сложить хоть какую-то картинку из того, что мне было известно. Сначала Ковач был «героем труда». Потом его хотели арестовать как «американского шпиона». Интерес но, откуда они взяли, что он именно американский шпион, а не чей-то еще? Ковач рассказал мне, что был в Америке, но очень давно, что Америка, мол, уже совсем стала другой страной, непохожей на ту, которую он видел… Могли его записать в шпионы за то, что он побывал в Америке? Но тогда, получается, Ковач побывал там больше пятидесяти лет назад! Сколько же в таком случае ему лет? А если он побывал в Америке с отцом, которого потом за это арестовали, то… Все равно, даже если считать, что Ковач повидал Америку пятилетним (будь он еще младше, он вряд ли что-нибудь запомнил бы), ему должно быть сейчас около пятидесяти! А выглядит он лет на тридцать максимум. Или он так хорошо сохранился?

И не надо забывать, что в сорок шестом году на производстве произошло какое-то крупное ЧП, какая-то трагедия, и эту трагедию напрямую связывали с Ковачем. Стоило понимать так, что он сам погиб, когда пришли его арестовывать…

Но в этой картинке, которую я пытался сложить, еще оставались и вопросы, и белые пятна, поэтому я решил пока не делиться с Машкой моими выкладками, а спросил:

— Твой отец будет и дальше пытаться что-нибудь узнать?

— Конечно! — сказала Машка. — Он, по-моему, и взволнован, и растерян… и даже немного напуган. Он очень хочет докопаться до правды. А еще…

— Да?

— Отец теперь требует, чтобы из школы домой я возвращалась на машине, которую он присылает, и чтобы я из дому никуда не выходила, только гулять с собакой. По-моему, он нервничает, даже когда я гуляю с Ричардом, хотя Ричард только с виду раззява, а защитить меня всегда сможет, если кто-то нападет. Не знаю, связано это с тайнами вокруг Ковача или нет.

— Возможно, это связано совсем с другим, — сказал я.

— С чем же?

— С тем, о чем ты мне недавно рассказывала. С людьми, которые хотели обанкротить комбинат, и у них это не получилось. Очень вероятно, твой отец боится их мести.

— Ты думаешь?

— Я предполагаю. О таких случаях довольно часто рассказывают в криминальных новостях. Ты и в самом деле будь поосторожней.

— Может, ты и прав… — Машка поежилась. — Ужас! И поду мать, что многие девчонки мне завидуют, что я, мол, дочка директора крупного комбината и живу очень хорошо… Знали бы они! Мне часто хочется, чтобы отец был простым сталеваром или инженером. Мы жили бы намного хуже, но зато не было бы всех этих проблем.

— Родителей не выбирают, — сказал я.

Хотя я говорил серьезно, ее это почему-то очень рассмешило.

— Ну ты даешь! Совсем как воспитатель… или даже директор школы!

— Ты рассказала о том, что касается военных лет, — перебил я ее, чтобы она дальше не стала надо мной подтрунивать. — Но ведь и до того возникал какой-то Александр Ковач, намного раньше.

— Да, сохранилась отметка, что на заводе был такой сталевар в конце двадцатых — начале тридцатых годов. Но, кроме этой отметки, ничего найти не удалось. Отец ищет.

— Если он что-нибудь найдет и ты узнаешь об этом, расскажешь мне?

— Конечно!

Машка узнала кое-что новенькое дня через три.

Было воскресенье, и она сама ко мне забежала, часов в одиннадцать утра. Через плечо у нее были перекинуты коньки. Когда Лохмач залаял, приветствуя ее, а мама меня позвала, я, выскочив на крыльцо, глазам своим не поверил.

— Ты?..

— Я! — Она улыбалась. — На каток пойдешь?

— Да, конечно, одну секунду!

Я быстро схватил коньки, оделся для катка и выскочил на улицу.

— Я не просто так тебя позвала, — сказала Машка. — У меня есть новости! Но не могу же я просто так прибежать к тебе и рассказать их, безо всякого предлога? Надо соблюдать тайну, верно?

— Конечно! — согласился я. — А что за новости?