Властелин огня

— А ты знаешь, что в этом доме водятся привидения? — спросил я.

— Знаю.

— Тебе что, уже рассказали?

— Да.

— И ты не боишься? — поинтересовался я.

— Нет.

— Говорят, на этом месте казнили пугачевцев…

— Да, — все так же односложно ответил он. А потом, подумав, добавил: — Но это было очень давно.

— Так ведь привидения бессмертные, разве нет? — сказал я. — Может хоть тысяча лет пройти, они все равно будут разгуливать, если им так нравится.

— Особенно сегодня, — согласился он. — Но сегодня они нестрашные.

— Почему? — удивился я.

— Крещенский сочельник, — пояснил он. — В крещенский сочельник они любят порезвиться, но особого вреда причинить не могут. Вода на подходе.

Я не все понял, но решил поразмыслить над непонятным потом, и снова спросил:

— А когда они бывают страшные?

— На Масленицу, — ответил он.

— Почему?

— Так повелось.

— А на Масленицу они и для тебя могут быть страшные? — спросил я. — В смысле, тебе навредить?

— Всяко может быть, — неопределенно отозвался он.

— А если на Масленицу в этом доме они к тебе выползут? — не унимался я.

Его голова повернулась вполоборота, почти как на шарнире, и он опять смотрел на меня своим странным взглядом, непроницаемым и одновременно бездонным. Таким бывает осеннее небо.

— Ты не поймешь, — сказал он.

— Да что же это такое! Того я, видишь ли, не пойму, этого не пойму! — обиделся я. — Разве ты не можешь объяснить так, чтобы я понял?

— Я не говорю, что вообще не поймешь, — спокойно произнес он. — Я говорю, что сейчас не поймешь.

— Но ты мне одно скажи — ты и на Масленицу с ними справишься? Или, может, ты специально в этом доме поселился, чтобы с ними справиться раз и навсегда?

Он немного подумал.

— Да. Наверное, да, — наконец сказал он.

— А вода, получается, тебе нравится?

— Вода и огонь — друзья металла. В жарком огне и в студеной воде рождался булат.

— Точно… — я подумал. — А ты сегодня купаться пойдешь?

— В проруби?

— Да.

— Я собирался, — сказал он.

— Пойдем вместе!

— Давай.

— Я зайду за тобой, да?

— Да.

Вот так и получилось, что на реку мы отправились вместе, я и Ковач. Мои удивились, узнав, с кем я иду, но возражать не стали. Отец только улыбнулся и кивнул.

— Ступай. с Ласло ты будешь как за каменной стеной. Взрослые сразу привыкли называть его «Ласло». А я не мог называть его иначе, чем Ковачем. Я и к нему так обращался: «Послушай, Ковач…» или: «Скажи, Ковач…». И на «ты» при этом. Это вы, наверное, уже заметили. Почему-то с самого первого момента у меня было ощущение, что к нему нужно обращаться на «ты», а не на «вы», как ко многим взрослым, что любое «вы» будет с ним неправильным, несмотря на его грозный вид и на то, что чудеса, которые он творил, обычному человеку не под силу.

И вот мы с ним шагаем на реку, и все было бы замечательно, если бы меня не мучили воспоминания о подслушанном мной разговоре. Выходит, на директора круто наехали, и всей его семье угрожает опасность? Главное, Машке угрожает… Я ломал голову, как бы предупредить Машку так, чтобы она не поняла, что мне так много известно. И ничего толкового не придумалось. Лучшее, что приходило мне на ум, — это напомнить Машке, как она сама мне рассказывала, будто кто-то хочет обанкротить комбинат, чтобы прибрать его к рукам, и сказать ей, что, подумав над этим, я понял: ей надо быть поосторожней. Вон сколько и в газетах пишут, и по телевизору показывают, как такие люди ни перед чем не останавливаются, чтобы заполучить желаемое. И теперь, когда пойдут госзаказы и комбинат, уже почти попавший им в руки, от них уплывет, они могут и на ее отца наехать, и к ней, к Машке, подослать какую-нибудь шпану… В общем, скажу я ей, пусть трижды глядит по сторонам, прежде чем переходить улицу.

Впрочем, все эти объяснения, когда я их выстраивал и обдумывал каждое слово, получались довольно неуклюжими, но лучше так, чем совсем никак.

Одно успокаивало: раз Ковач сказал, что будет оберегать директора и его семью от всяких нападок, значит, защитит он как надо. Тот, кто способен превратить обычный нож из нержавейки в булатный клинок, сумеет и всех бандитов перемолотить.

— Ты мрачный? — спросил Ковач. — Или нет?

— Нет, — ответил я. — Я все думаю, как же это у тебя с ножом так получилось.

— Ты знаешь, что такое сталь? — спросил он.

Я удивился этому вопросу, настолько он был простой.

— Железо и углерод, — сказал я. — И еще разные добавки, чтобы сталь была либо прочной, либо гибкой, либо тугоплавкой, либо такой, которую почти нельзя намагнитить, либо какой-то еще, какой требуется. Практически любой элемент может поменять свойства стали и сочетание элементов — тоже.

— Железо и углерод, — повторил он. — Вот и все. — В смысле?

— В смысле, что этого достаточно, чтобы сотворить любое чудо. Главное, чтобы во всем была точность. И в пропорциях, и во времени плавки, и в том, какой идет поддув кислорода. Когда ты научишься этой точности, У тебя тоже все будет получаться. Но учиться ей ты должен сам, много раз ошибаясь и снова пробуя. Поэтому я и не хочу тебе объяснять…

— Но ведь даже если бы ты объяснил, я бы в жизни не сумел такого повторить! Просто взять нож в руки — и…