Властелин рек

— Христианский государь — это звание, утверждаемое апостольским престолом, который перенесен был с Востока на Запад, после того как византийские императоры отошли от католической веры. Ежели ваш государь желает называться законным титулом и получать законные почести, пусть он поведает об этом в переговорах с верховным первосвященником на том основании, что и другие христианские государи, которые знают, что дело казанское и астраханское не столь значительно, чтобы давать за них этот титул!

Московские послы, глубоко оскорбленные, сидели молча, сурово глядя на иезуита. Как смеет он рассуждать так, он, выросший в солнечных землях Италии, никогда не знавшей татарского разорения и грохота бесчисленных копыт степной конницы? Знает ли он, что народу русскому довелось пережить, прежде чем два царства этих были покорены? Знает ли он, как трудно далась победа над Казанью? Знает ли он, как щедро полита эта земля русской кровью? Но они молчат, не смея дать волю накопившейся злости и тем самым одним махом разрушить зарождавшийся мир.

— Ежели он отождествляет это с титулом «цезарь», то под этим словом подразумевается «царь», некое заимствование у татар, которое обозначает как бы королевский титул! — продолжал рассуждать Поссевино.

— Тогда может ли верховный первосвященник, пастырь вселенской церкви, приложить усилия, дабы король называл этим титулом нашего государя и сохранил за ним титул «ливонский»? — вопросил мягко Алферьев.

— То, что вы называете верховного первосвященника пастырем вселенской церкви — это верно, ибо так установил Господь наш, Иисус Христос, хотя наш первосвященник придает этому мало значения и называет себя «рабом рабов Божьих», — чуть улыбнувшись, отвечал иезуит. — Но как сохранить вашему государю титул «ливонский», ежели он передает крепости королю — разве это справедливо?

Он развел руками и, пожав плечами, молвил устало:

— Ежели бы ты, например, отдал мне свою одежду и отказался от нее — мог бы ты справедливо называться ее хозяином?

На том московиты покинули его и той же ночью написали Иоанну доклад о прошедших переговорах, добавив в конце:

«…Видится нам, что Антоний во всех делах с литовскими послами стоит заодно и в приговорах во всяких говорит в сторону короля…»

На следующий день с польской стороны на переговоры прибыли только Збаражский и Гарабурда. Остальные же просили передать, что захворали и не смогут присутствовать в этот день.

— Каков будет срок перемирия? — спросил послов Поссевино.

— Предлагаем установить мир сроком на десять лет, — ответил Елецкий. Переглянувшись, польские послы утвердительно кивнули.

— Прежде всего хотим настоять, чтобы в договоре было ясно прописано, что великий князь отказывается от всей Ливонии, — молвил Збаражский.

— Мы уже ответили вам несколько дней назад, что уступим целиком ту часть Ливонии, которая находится во власти великого князя! — отвечал Алферьев. — Что касается крепостей, находящихся во власти шведского короля, о них мы не собираемся говорить. А ежели вы придумываете новые обязательства, то вы просто тянете время!

Недобрый огонь зажегся в глазах Поссевино. Он перевел взор на польских послов и сказал:

— Надобно переписать в точности названия всех крепостей и их пограничных областей, которые находятся во владениях великого князя в Ливонии. И в грамотах постараться не приписывать ему титул «ливонский».

Далее вновь переговоры коснулись крепостей Велиж и Себеж, вокруг коих было так много споров. В итоге решили оставить Велиж за королем, а Себеж — за Иоанном.

— Итак, великий князь должен передать его величеству все, что имеет в Ливонии, с крепостями, деревнями, угодьями и с остальным недвижимым имуществом, к ним относящимся, — зачитывал заявление Михаил Гарабурда. — Король же возвращает великому князю крепости, взятые им, кроме Велижа, которые некогда были собственностью великого князя вместе с деревнями, угодьями и иным недвижимым имуществом, имеющим к ним отношение. Ни тому, ни другому государю не должно возобновлять военные действия: московскому князю против Велижа и Ливонии, королю против Великих Лук, Заволочья, Невеля, Холма, Себежа и псковских крепостей.

— На том мы согласны. Мы подписываемся и просим Антония поставить свою подпись, — согласился Алферьев.

Затем долго, вновь до поздней ночи, спорили о вывозе оружия из крепостей, церковной утвари и духовенства, об отведении королевского войска от Пскова.

Текли дни, и столь драгоценное время уходило на необходимые процедуры — выписывали и по несколько раз вычитывали грамоты, дабы все было честно и четко прописано. В эти дни от Иоанна пришли заново написанные полномочия, коими в начале переговоров были так недовольны Поссевино и польская сторона. Новое положение удовлетворило всех, и более о том разговоров не было.