Властелин замка

— Тем не менее, это так... потому что это жизнь Я ушла от нее и отправилась в замок. Я поняла, что не могу больше стоять в стороне. Я должна была действовать. Как — этого я еще не «знала.

Половина седьмого утра — в это время раздался призыв на сбор винограда. Со всех окрестностей мужчины, женщины, дети стекались к винограднику, где Жан-Пьер и его отец давали им распоряжения. Во всяком случае, сказала я себе, сегодня ни о чем, кроме сбора винограда, никто не будет заботиться.

В кухнях замка, по старинной традиции, готовили пищу для всех работников, и как только сошла роса, работа началась.

Сборщики работали парами: один срезал грозди и осматривал, удаляя плохие ягоды, а другой держал ивовую корзину так, чтобы гроздья не помялись.

С виноградника доносились звуки песен, когда работники сходились и запевали песни своего края. Это тоже было старинной традицией, о которой рассказывала мне мадам Бастид. Существовала даже поговорка «Поющий рот виноград не ест».

В то утро я не работала. Я пошла на виноградники, чтобы посмотреть. Жан-Пьера я не видела. Он был слишком занят, чтобы обращать внимание на меня, на Женевьеву, чтобы ненавидеть.

Я почувствовала себя лишней. Мне нечего было там делать. Мне здесь не было места, и это было символично.

Я пошла в галерею и посмотрела на свою работу, которая очень скоро будет завершена.

Мадам Бастид, мой хороший друг, посоветовала мне уехать. Я думала о том, не говорит ли мне то же самое граф, избегая меня. Он испытывал некоторое расположение ко мне, в этом я была уверена, и эта мысль немного поддержит меня, когда я уеду. Как бы мне ни было грустно, я буду напоминать себе о наших встречах. Любовь? Наверное, я не из тех, кто возбуждает сильную страсть. От этой мысли я чуть не рассмеялась, понимая всю абсурдность положения. Граф — светский, опытный, искушенный... и я: непривлекательная женщина, возможно, несколько одаренная, гордящаяся своим здравомыслием, которого, как показывает ее поведение, ей очень не достает. Но все же я буду всегда вспоминать наши теплые отношения.

Его нынешняя неприступность говорила о том, что все в прошлом, он, как и мадам Бастид, словно намекал мне: «Уезжайте. Так будет лучше».

Я вынула ключ из кармана. Я должна отдать его графу и рассказать ему, как я его нашла. Потом я объявлю: «Работа почти закончена. Я скоро уезжаю».

Я посмотрела на ключ. У Жан-Пьера был точно такой же. И он искал тот же замок, что и я.

Я вновь подумала о том, что за мной постоянно кто-то следил. Мог ли это быть Жан-Пьер? Он мог видеть меня в тот день на кладбище и боялся, что я найду то, к чему он так отчаянно стремился.

Он не должен украсть изумруды, потому что, в чем бы он себя не убеждал, это будет кражей, и если его поймают...

Это будет невыносимо. Какое несчастье может обрушиться на тех людей, к которым я так привязалась!

Убеждать его не было смысла. Оставалось только одно: найти изумруды раньше него. Если они существуют, они должны находиться где-то в темницах, потому что в каменном мешке их определенно не было.

И я, наконец, получила такую возможность, потому что едва ли кто-нибудь оставался сегодня в замке. Я вспомнила, что у двери в темницы я видела фонарь, и пообещала себе, что на этот раз зажгу его и осмотрю все как следует. Дойдя до центральной части замка, я стала спускаться по каменным ступеням. Когда я стала открывать обитую железом дверь в темницы, она отвратительно заскрипела.

Там царил леденящий холод, но я твердо решила идти дальше, поэтому зажгла фонарь и подняла его над головой. Он осветил влажные стены, поросшие мхом, клетки, вырезанные в стенах, кольца с цепями.

Мрачное место, темное, неприветливое, в котором столько лет бродят призраки страдающих людей, жертв жестокого века.

Где же здесь может находиться потайной замок?

Я вступила во мрак, и сразу же меня охватил невыразимый ужас. Я, наконец, поняла, как чувствовали себя в прошлом мужчины и женщины, когда их бросали сюда. Я ощутила смертельный страх и безнадежность.

Мне казалось, что каждая клеточка моего тела кричала: «Уходи. Здесь смерть». Мое восприятие необычайно обострилось, как, наверное, всегда бывает в минуты серьезной опасности: я знала, что я не одна, что за мной следят.

Помню, как промелькнула мысль: Если кто-то подстерегает меня в темноте, почему он не нападает сразу же...

Но я знала, что кто бы там меня не поджидал... он ждет, что я что-то предприму, и в этот самый момент и нанесет удар. О Жан-Пьер, подумала я, ты ведь не причинишь мне зла — даже за изумруды Гейяра.

Пальцы мои дрожали. Я презирала себя. Я была ничем не лучше тех суеверных слуг, которые не желали сюда ходить. Я боялась, как и они, призраков прошлого.

— Кто здесь? — закричала я храбро.

Эхо отозвалось жутким потусторонним гулом.

Я знала, что должна немедленно уйти. Инстинкт предупреждал меня. Немедленно! И больше не приходить сюда одной.

— Кто-нибудь здесь есть? — сказала я. И добавила вслух: Кажется, ничего здесь нет...