Властелин замка

— Мне кажется, она глубоко переживает потерю матери, ей не хватает развлечений, общения, которые есть у многих детей.

Ни один мускул на его лице не дрогнул при упоминании о покойной жене.

— Развлечений, мадемуазель Лоусон? — повторил он.

— Она рассказывала мне, как они ставили свои ботинки около камина в рождественский вечер... как мне показалось, с большой тоской.

— Разве она не слишком взрослая для таких забав?

— В таких случаях никто не бывает слишком взрослым.

— Вы меня поражаете.

— Это прекрасная традиция, — настаивала я. — Мы решили, что на это Рождество мы ее вспомним и... может быть, вас удивит моя самонадеянность, но...

— Я уже перестал вам удивляться.

— Я подумала, что вы могли бы положить свой подарок вместе с остальными. Она будет в восторге.

— Вы считаете, что если моя дочь найдет свой подарок в ботинке, а не, скажем, получит его за обеденным столом, она уже не станет проказничать.

Я вздохнула:

— Господин граф, я вижу, что действительно была самонадеянна. Извините.

Я быстро прошла мимо него, и он даже не пытался задержать меня.

Работа в галерее у меня не шла. Я была слишком обеспокоена. Два образа занимали мои мысли: гордый, ни в чем не повинный человек, бросающий вызов миру и... бездушный убийца.

Какой из них настоящий? Если бы я знала! Но какое это ко мне имеет отношение? Меня должны заботить только картины, а не их владелец.

В Рождественский вечер мы все пошли к вечерней службе в старую церковь Гейяра. Граф сидел на первой из скамей, отведенных в церкви для семьи, живущей в замке; рядом с ним сидела Женевьева, а остальные гости позади них. Еще дальше сидели я и Нуну; и поскольку присутствовали все слуги, скамьи, отведенные для обитателей замка, были заполнены.

Я заметила Бастидов, одетых по-праздничному: мадам Бастид в черном, а Габриэль в сером, что было ей очень к лицу. С ней был молодой человек, которого я иногда видела на винограднике; это был Жак, который был вместе с Арманом Бастидом во время того несчастного случая — я узнала его по шраму на левой щеке.

Непоседливые Ив и Марго не могли стоять на месте; без сомнения, Марго теперь вместо часов считала минуты.

Я видела, что Женевьева смотрит на них, и догадалась, что ей хотелось пойти в гости к Бастидам, и вовсе не в замок, и принять участие в веселье, которое могут придать Рождеству только дети.

Я была рада тому, что объявила Женевьеве, что собираюсь поставить свои ботинки у камина в классной комнате, и предложила ей сделать то же самое. Это будет маленький спокойный, по сравнению с бурным оживлением рождественского утра у камина Бастидов, праздник, но все же это лучше, чем ничего; и меня поразило воодушевление Женевьевы. В конце концов, она не привыкла к большой семье; и когда была жива ее мать, их, видимо, было трое — Женевьева, Франсуаза, Нуну и, может быть, гувернантка. А как же граф? Наверное, когда жена была жива, а дочь была маленькой, он тоже соблюдал рождественские традиции.

Детские помещения находились недалеко от моей комнаты и состояли из четырех комнат, расположенных по соседству. Сначала классная комната, с высоким сводчатым потолком и оконными проемами, с каменными скамьями — отличительная черта замка. В ней огромный камин, в котором, по словам Нуну, можно было зажарить быка. По одну сторону от камина громадный оловянный котел, всегда полный дров. Из этой комнаты выходили три двери — в комнату Женевьевы, в комнату Нуну и в комнату, предназначенную для гувернантки.

Торжественно вступили мы в классную комнату после возвращения из церкви, и там, у умирающего огня, поставили свои ботинки.

Женевьева отправилась спать, и когда она уснула, мы с Нуну положили свои подарки в ботинки. Для Женевьевы я припасла алый шелковый шарф. Он должен хорошо подходить к ее темным волосам, и пригодится для верховой езды. Для Нуну я приготовила ее любимые сладости, как уверила меня мадам Латьер из кондитерской, — ромовые подушечки, упакованные в очаровательную коробочку. Нуну и я притворились, что не заметили собственных подарков, пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись но своим комнатам.

На следующее утро меня разбудила Женевьева.

— Смотрите, мисс. Смотрите! — кричала она.

Я вскочила и тут же вспомнила, что сейчас рождественское утро.

— Шарфик очень красивый. Благодарю вас, мисс.

Она накинула его поверх халата.

— А Нуну подарила мне носовые платки... с такой красивой вышивкой. А там... о мисс, я еще не открывала сверток. Это от папы. На нем написано. Прочтите.

Я сидела в постели такая же взволнованная, как и она.

— Она стояла рядом с моим ботинком вместе с остальными подарками, мисс.

— О! — воскликнула я. — Это чудесно!

— Он не делал этого много лет. Интересно, почему в этом году...

— Это неважно. Давайте посмотрим, что там.

Это был жемчужный кулон на изящной золотой цепочке.

— Какая прелестная вещица, — воскликнула я.

— Подумать только! — сказала она. — Это он положил.

— Вам нравится?

Говорить она не могла, только кивнула.

— Наденьте его, — попросила я и помогла ей застегнуть цепочку.