— Немного дороже остальных, как вы думаете, мисс, это же особая кружка.
— Намного дороже, я считаю.
— Я в вашей власти.
Когда граф опустил плату в банку, подставленную Женевьевой, раздались удивительные возгласы: наше пожертвование на монастырь, очевидно, будет самым значительным.
Женевьева порозовела от удовольствия. Она была почти так же счастлива, как и я.
Когда граф отошел, я увидела около прилавка Жан-Пьера.
— Мне тоже кружку, — сказал он, — и тоже с геральдическими лилиями.
— Пожалуйста, распишите ему, мисс, — попросила сияющая Женевьева.
И я расписала.
Потом все стали просить расписать кружки геральдическими лилиями, приносили даже те, которые были уже проданы.
— За лилии дороже, — торжествующе вскричала Женевьева.
Я расписывала, Женевьева вся раскраснелась от удовольствия, а Жан-Пьер стоял рядом и улыбался.
Это был полный триумф. За свои кружки мы заработали гораздо больше, чем другие. Все только о них и говорили.
С наступлением сумерек заиграли музыканты, на лужайке начались танцы, некоторые танцевали в холле.
Женевьева сказала мне, что такой ярмарки еще никогда не было.
Граф исчез. В его обязанности входило только присутствие на ярмарке; Филипп и Клод тоже ушли; я поймала себя на том, что тоскливым взором искала графа, в надежде, что он вернется.
Около меня оказался Жан-Пьер:
— Ну, что вы думаете о наших скромных сельских развлечениях?
— Они очень похожи на те сельские развлечения, которые я знала всю свою жизнь.
— Я рад. Потанцуем?
— С удовольствием.
— Пойдемте на лужайку! Здесь слишком жарко Гораздо приятнее танцевать при свете звезд.
Он взял меня за руку и повел в медленном, навевающим мечты вальсе, который заиграли музыканты.
— Вам интересна здешняя жизнь, — сказал он, губы его были так близко от моего уха, что он, казалось, шептал — Но вы не можете остаться здесь навсегда. У вас свой дом...
— У меня нет своего дома. Осталась только кузина Джейн.
— Мне не нравится кузина Джейн.
— Почему?
— Потому что она не нравится вам. Я понял это по вашему голосу.
— Неужели я настолько выдаю свои чувства?
— Я немного понимаю вас. И надеюсь понять вас еще больше, мы ведь добрые друзья, не так ли?
— Надеюсь.
— Мы очень счастливы... я и вся наша семья...что вы считаете нас своими друзьями. Скажите, что вы станете делать, когда работа в замке кончится?
— Конечно, я уеду. Но она еще не закончена.
— Вами довольны... там, в замке. Это ясно. Господин граф сегодня выглядел так, будто он одобряет... вас.
— Да, я думаю, он доволен. Я тешу себя мыслью, что хорошо поработала над его картинами.
Он кивнул.
— Вы не должны уезжать от нас, Даллас, — сказал он. — Вы должны остаться с нами. Мы не будем счастливы, если вы уедете... никто из нас. Особенно я.
— Вы так добры...
— Я всегда буду добр к вам... всю нашу жизнь. Я никогда больше не буду счастлив, если вы уедете. Я прошу вас остаться здесь навсегда... со мной.
— Жан-Пьер!
— Я прошу вас выйти за меня замуж. Я хочу, чтобы вы сказали мне, что никогда не уедете от меня... от нас. Вы должны жить здесь. Разве вы не понимаете этого, Даллас?
Я остановилась, а он, взяв меня за руку, увлек в тень деревьев.
— Это невозможно, — сказала я.
— Почему? Скажите, почему?
— Вы нравитесь мне… Я никогда не забуду вашу доброту, когда впервые я пришла к вам..
— Вы хотите сказать, что не любите меня?
— Я говорю, что хотя вы мне и нравитесь, я не смогу стать вам хорошей женой,
— Но я нравлюсь вам, Даллас?
— Конечно.
— Я знал. И я не прошу вас ответить сейчас «да» или «нет». Вы, возможно, не готовы.
— Жан-Пьер, вы должны понять, что я...
— Я понимаю, дорогая.
— Не думаю.
— Я не стану настаивать, но вы от нас не уедете. И вы останетесь здесь в качестве моей жены... потому что вы не сможете от нас уехать... и со временем... со временем, Даллас... вы увидите.
Он взял мою руку и быстро поцеловал ее.
— Не сопротивляйтесь, — сказал он. — Вы принадлежите нам. И кроме меня, у вас никого не может быть. Водоворот моих мыслей прервал голос Женевьевы.
— О, вот вы где, мисс, Я всюду искала вас. Жан-Пьер, этот танец мой. Вы обещали.
Он одарил меня улыбкой, многозначительно подняв брови и пожав плечами.
Я с некоторой обеспокоенностью наблюдала как он танцует с Женевьевой. Впервые в жизни мне предложили руку и сердце. Я была в полном смятении чувств: я никогда не смогу выйти замуж за Жан-Пьера. Как я могу, когда...
Мое замешательство было тем сильнее, чем больше я осознавала, что он затеял этот разговор, не будучи готовым к этому, что в действительности он не собирался делать мне предложение,., по крайней мере, пока. Тогда зачем? Потому что я выдала свои чувства к графу? И не потому ли, что днем около моего прилавка поведение графа было не менее красноречивым?