Властелин замка

Через несколько дней картина действительно была закончена, и граф пришел, чтобы вынести решение. Он стоял несколько секунд нахмурившись, и сердце мое упало, хотя до его прихода я была вполне довольна своей работой; результаты превзошли все мои ожидания. Цвета поражали красотой, и то, как была передана ткань на платье и другие особенности техники напоминали мне Гейнсборо. А ведь все это было скрыто, когда я приступила к работе; теперь картина предстала во всей своей красе.

Граф рассматривал ее с весьма скептическим видом.

— Итак, — сказала я. — Я вижу, вы не довольны?

Он покачал головой.

— Господин граф, я не знаю, что именно вы ожидаете, но уверяю вас, что любой, разбирающийся в живописи…

Он переключил внимание с картины на меня, слегка поднял брови; улыбка на губах выдавала удивление, которое пытались скрыть его глаза.

— …как вы, — закончил он за меня. — О да, если бы я был наделен этим талантом, я несомненно бы вскричал: «Это настоящее чудо. Красота, которая была спрятана так долго, теперь предстала перед нами во всем великолепии!» Это правда. Вы добились потрясающего эффекта. Но мне покоя не дают эти изумруды. Вы не представляете, сколько беспокойства они причинили нам. И теперь, благодаря вам, мадемуазель Лоусон, будут предприняты новые поиски сокровищ, появятся новые теории.

Я знала, что граф дразнит меня, и с жаром говорила себе, что он лелеял надежду на мой провал. А теперь он вынужден признать, что я отлично справилась с заданием, и поскольку отрицать этого нельзя, он теперь твердит об изумрудах.

Как это характерно для него; но каким бы он ни был, меня это не касается: мне интересны только его картины.

— Значит, у вас нет претензий к тому, что касается картины? — холодно спросила я.

— Вы, несомненно, заслуживаете те высокие рекомендации, с которыми вы к нам пожаловали.

— В таком случае желаете ли вы, чтобы я продолжила работу с остальными картинами?

На его лице мелькнуло непонятное выражение.

— Я был бы очень разочарован, если вы откажетесь.

Какое счастье — я победила!

Но мое торжество было не полным, потому что он стоял и улыбался, всем своим видом показывая, насколько хорошо он осведомлен о моих сомнениях и страхах, которые я так стремилась скрыть.

Мы оба не заметили, что в галерею вошла Женевьева, и так как она ничем не выдала своего присутствия, она вполне могла наблюдать за нами некоторое время.

Первым увидел ее граф.

— Что тебе нужно, Женевьева? — спросил он. _ — Я… я пришла посмотреть, как мадемуазель Лоусон работает над картиной.

— Тогда иди и посмотри.

Она подошла с мрачным видом, какой обычно имела в присутствии посторонних.

— Ну как? — спросил он. — Это ли не открытие?

Она не ответила.

— Мадемуазель Лоусон была бы рада услышать похвалу. Ты помнишь, на что была похожа картина раньше?

— Нет, не помню.

— Ты совершенно не разбираешься в искусстве! Ты должна убедить мадемуазель Лоусон научить тебя понимать живопись, пока она здесь.

— Так… она остается?

Его голос вдруг изменился. Он стал почти ласковым. — И я надеюсь, — сказал он, — надолго. Потому что многое в замке нуждается в ее внимании.

Женевьева метнула на меня быстрый взгляд; глаза ее были словно черные камни. Она повернулась к картине и произнесла:

— Если она такая умная, может поможет нам найти изумруды.

— Вот видите, мадемуазель Лоусон, я вас предупреждал.

— Они действительно великолепны, — ответила я.

— Несомненно, благодаря… м-м… технике художника?

Меня не задели ни его насмешки, ни затаенная злоба его дочери. Для меня существовало только одно — эти прекрасные картины, и то, что они были окутаны туманом забвения лишь делало брошенный мне вызов еще заманчивее.

Даже в этот момент он догадался, о чем я думала, потому что поклонился и сказал:

— Я ухожу, мадемуазель Лоусон. Я вижу, как вам не терпится остаться наедине… с картинами. — Он подал знак Женевьеве, и они ушли; я стояла в галерее и с наслаждением рассматривала доверенные мне сокровища.

В моей жизни редко бывали столь волнующие моменты.

Теперь, когда было решено, что я остаюсь в замке для завершения работы, я решила воспользоваться предложением графа насчет прогулок верхом — это помогло бы мне изучить окрестности. Я уже обошла городок; пила кофе в кондитерской, болтая с радушной, чрезвычайно любопытной хозяйкой, которая была рада угостить любого из замка. Она с почтительным, но в то же время, весьма многозначительным видом, говорила о господине графе, со смесью уважения и пренебрежения о месье Филиппе и, конечно, с сожалением о мадемуазель Женевьеве. Ах, мадемуазель приехала, чтобы восстановить картины! Да, да, это очень интересно, очень, и она надеется, что мадемуазель зайдет еще, и в следующий раз попробует домашних пирожных: их просто обожают в Гейяре.

Я бродила по базару и видела, что привлекаю любопытные взгляды; посетила старинную ратушу и церковь.

Поэтому возможность исследовать более отдаленные места была мне по душе, и особенно приятным было то, что в конюшне меня ждали.

Для меня подобрали лошадь по кличке Голубка, и мы друг другу сразу понравились.