— Как выглядела эльфка, которая сделала это? — Креван повернулся к чародейке. — Я знаю лишь одну, кто обладает подобными способностями, но она мертва. Должна быть мертва. Потому что если она жива, Эредин не оставит от этого мира камня на камне.
Йеннифер пожала плечами.
— Она ходила в маске, мы видели только волосы и глаза, — ответила она. — Впрочем, раз она чародейка, то могла и поменять внешность.
— Она не чародейка, — Креван поднялся на ноги, пошатнулся, но удержал равновесие. — И не знающая, она… мы называли ее Феникс.
— У вас там что, все свернулись на птицах? — тяжко вздохнул Геральт. — Ласточка, Феникс, этот Эредин — Ястреб. Что с вами не так?
— Невозможно, — Авалак’х снова наклонился над Цири. — Надеюсь, это обратимо, все же в этот раз источников силы было два, с другой стороны, Феникс была в ярости и отчаянии, когда брала их силу.
— Ты можешь объяснить?! — теряя терпение, рявкнул Геральт.
— Нет, — сразу ответил эльф, поднимая глаза. — Это необъяснимо. Но я попробую показать.
***
Видение, в которое вступили все защитники Каэр Морхена, походило на чародейскую иллюзию. Здесь были даже запахи и ощущение ветра, но фигуры проходили сквозь наблюдателей, не замечая их, вели свою собственную жизнь, и, стоя посреди, Авалак’х вел свое повествование.
— Мы всегда знали, что мир Ольх — не единственный мир, населенный эльфами, хотя и не получали вестей от других миров с тех самых пор, как утратили способность открывать двери из своего в другие. Наш мир стал безмолвен с приходом покоя и утратой дара Старшей крови. Мы молчали и не чувствовали своего бесконечного одиночества, пока однажды на реке красный всадник не встретил у реки деву с серебряными волосами.
Она пришла из иного мира, мира песен и легенд, в который, мы верим, что попадем после смерти, потому что нам надо во что-то верить. Она не испугалась красного всадника, не попросила о помощи, а предложила ему спешиться и отдохнуть, пока она напоит его коня.
— Эти эльфские сказки меня в сон вгоняют, — шепнул Геральт Йеннифер и протер глаза. Цири пихнула его в бок.
— Мне интересно!
— Гостья говорила на неведомом нам языке, но Старшую речь тоже знала и сумела объяснить красному всаднику, что попала в мир Ольх по случайности: разорвалась ткань времен в ее мире, восстал из мертвых тот, кому не суждено жить и нарушил закон мироздания. В лесу, где жила прежде гостья, пробудилось зло, и дева, владеющая силой Феникса, не смогла удержаться. Стремясь помочь тем, кто боролся со злом, она взяла на себя часть его силы, но ее светлая природа отторгла ее, и она оказалась в пространстве между мирами и ступила в тот мир, что показался ей смутно знакомым. Это был мир Ольх. Но Феникс потеряла всю силу, а в нас уже не было той, что могла помочь ей вернуться.
Перед лицами слушающих разворачивалась прекрасная в своем покое картина. Высокий всадник в алом плаще, усадив перед собой девушку, вез ее по дворец. Цири это напомнило, как она сама попала в мир Ольх, как пожирал ее глазами Эредин — о, теперь она понимала причины. Пусть она была человеком, но цвет волос точно напомнил Эредину о гостье из другого мира.
— Дева осталась во дворце, — Авалак’х махнул рукой, и изображение сменилось. Эредин без доспехов, стоя по пояс в воде, задрав голову, смотрел на сидящую на изящном тонком мосту девушку. Та отложила в сторону книгу и, нагнувшись, погладила его по голове. Шлейф ее платья спустился до поверхности воды и намок, но оба не заметили этого. — Мы задумались над геном Старшей крови и тем, какие возможности открываются перед теми, кто владеет пространством и временем.
Красный всадник гарцевал на площади, и громадный вороной конь хрипел, роняя пену. Железной рукой усмирив бешеного коня, он спешился и шагнул навстречу эльфке, которая ласковым и покорным жестом обняла его за пояс и прикрыла глаза, подставляя лицо для поцелуя. Она отличалась от других эльфов, и Цири сейчас ясно это видела: ее черты были более мягкими, она вся словно сияла, наполненная внутренним светом, в то время как у прочих эльфом всегда нечеловечески яркими были лишь глаза, прекрасные лица казались неживыми. Всадник целовал ее в губы, не закрывая сияющих и каких-то мертвых, как показалось Цири, глаз.
— Пожалуй, Эредин познал любовь с ней, — ровно сказал Авалак’х, вновь меняя картину. Эльфы стояли под золотой аркой, руки их были связаны шелковой лентой, но они еще сплели пальцы и то и дело бросали друг на друга взгляды искоса и скрывали улыбки, став похожими на озорных юных людей. Непривычно и противно было видеть выражение полнейшего счастья на лице Эредина, когда тот развернулся от короля и обхватил обеими руками теперь ставшую его женой бледную девушку с синими глазами, сцепил руки, словно кто-то мог пытаться отнять ее у него. Цири осмотрела гостей пышной свадьбы — в первом ряду заметила Авалак’ха вместе с Ларой, те сдержанно улыбались, касаясь друг друга локтями, но ни разу не пересеклись взглядами. — Это был год, недолгий год расцвета.