Властитель душ

Что, если ему помогут родители мальчика, которого он недавно лечил? «Они сжалятся надо мной, я уговорю их, – лихорадочно соображал Дарио. – Но потом всем разболтают. И тогда уж никто не обратится ко мне! Никто не позовет меня к больному! Никто не станет уважать меня, доверять мне!» Он без конца твердил про себя: «Денег нет. Жена ослабела после родов. У нас новорожденный на руках. Нам нужно на что-то жить. И долг лучше отдать до полудня, иначе нас вышвырнут на улицу. Кто нам поможет? Кто?»

Тут он вспомнил об Ангеле Мартинелли, отце своего единственного постоянного пациента. Ангел был метрдотелем в большой, заново отстроенной гостинице в Монте-Карло рядом с казино. В Ницце он жил в собственной квартире за церковью Воскресения Христова. Туда и приходил Дарио к его сыну. Двадцатилетний юноша был безнадежно болен. Ангел позвал нищего азиата в полном отчаянии – так бросаются к знахарям и колдунам, когда врачи отказываются лечить. Ангел богат. Кроме Ангела, Дарио некому помочь.

Но к Мартинелли не заявишься в такой ранний час. Дарио стал ждать в тени аркады. Из приоткрытого окна ресторана на него вдруг пахнуло засахаренными фруктами; его затошнило. Неужели ему снова придется жить впроголодь и мучительно втягивать запах еды, словно голодному псу?

На этой улице у всех магазинов были зеркальные витрины, и в каждой Дарио с отвращением видел свое озабоченное мрачное лицо, свой настороженный голодный взгляд. Он ненавидел себя за сходство с бесчисленными продавцами ковров, биноклей и порнографических открыток, которые уже наводнили площадь Массена и Английскую набережную. Конечно, весь этот восточный сброд – его родня, с раннего детства его удел – надеяться лишь на хитрость и удачу. Чем он отличается от них? Та же смуглая кожа, тот же акцент, те же волчьи глаза и худые загребущие руки.

Выждав положенное время, Дарио подошел к дому Мартинелли. Вот он, старинный потемневший, прячется в тени церкви. И в квартире все очень скромно.

Дарио думал с горечью: «Ангел – аскет! Никогда не изменит себе, хотя его достаток растет. Вечно будет пить розовое вино и есть жареную рыбу с выщербленной тарелки, сидя за простым деревянным столом. А я вынужден пускать пыль в глаза и скрывать, что беден. Мне нужна приличная одежда, красивая обстановка, респектабельность, внешний лоск. Ты можешь быть мудрецом, только если ты преуспевающий метрдотель».

Он позвонил. А сам не сводил жадных пылающих глаз с девушки, что мыла рыбу, отливающую золотом и серебром, у колонки во внутреннем дворике. В самые тягостные моменты в нем просыпалось яростное физическое желание, словно вся муть со дна души поднималась вдруг на поверхность.

Мартинелли открыл ему:

– Это вы, доктор? Проходите.

– Как чувствовал себя больной прошлой ночью?

– Как обычно. Спал беспокойно. Его лихорадило. Поднялась температура. К утру снизилась до тридцати семи.

– А кровохарканье?

– Крови не было.

Мартинелли, жгучий брюнет с красным лицом и грубоватыми чертами, хоть и встретил доктора без пиджака, все равно выглядел представительно. Быстрый взгляд из-под тяжелых опущенных век поражал неожиданной живостью; так проницательно и твердо смотрят люди, обличенные властью, не важно, командуют ли они полками или поварами, – им необходимо в одно мгновение все заметить, учесть и оценить. Похоже, метрдотель сразу угадал по глазам вошедшего истинную цель визита.

– Разве мы договаривались, что вы сегодня придете, доктор?

– Я счел нужным еще раз осмотреть его.

Мартинелли повел Дарио в столовую.

– Сейчас он спит. Вы не представляете, каково мне приходится! В Ницце карнавал. Позавчера – Золотой. Вчера – Серебряный. Сегодня – Жемчужный. Работа в ресторане каторжная. И все приходится самому, а мой мальчик…

Метрдотель заскрежетал зубами, вне себя от досады и боли.

– Мой мальчик… Его ожидало прекрасное будущее! Я в любую минуту сделал бы его шеф-поваром! Он прирожденный повар. Талантливейший! И такой чуткий, обходительный человек… Но я предчувствую: он обречен!

Мартинелли глядел на врача с надеждой и злостью.

– Обречен! – повторил он с глухой тоской. – А ему всего двадцать! Мы не допустим этого, доктор! Вы должны спасти его! Постарайтесь, любыми средствами…

Где-то в глубине дома кашлял больной.

– Я вылечу его, клянусь, – твердо сказал Дарио. – Вы же видите, ему лучше. Заметно лучше. Он молод, он в надежных руках, так что не стоит отчаиваться.

Он говорил так горячо и убедительно, что Мартинелли, кажется, поверил ему.

– Не знаю, как благодарить вас, доктор, за вашу заботу, – произнес он растроганно.

«Пора!» – решил Дарио, во рту пересохло от волнения.

– Я тоже хотел попросить вас о помощи, Мартинелли, – проговорил он негромко. – Одолжите мне денег. Я в отчаянии. Спасите меня!

Нет, не то. Нельзя бить на жалость! Не поможет! Он точно знает! У него достаточно опыта, жизнь учила так, что во век не забудешь.