Властитель ледяного сердца

— Я всем расскажу, как она поступила со мной! Север едва простил ей содеянное, а уж очередную попытку убийства беременной женщины не простит никогда!

Рик посмотрел на нее, не скрывая досады во взгляде.

— Лучше бы тебе этого не делать. Твоё враньё я сделаю достоянием всего Грозового Перевала, ты должна запомнить это.

— Я покончу с собой! — в отчаянье выкрикнула она, когда он, более не обращая внимания на её слёзы, направился к двери.

Рик остановился на миг, даже не обернувшись, и сказал то, чего женщина никак не ожидала услышать:

— Твои решения — не моя ответственность.

* * *

Комната, погруженная в ночной полумрак, развеваемый лишь несмелым пламенем одинокой свечи. Её отражение на темной глади стекла.

Лицо, похожее на изящный оттиск, принадлежащий руке мастера. Она похожа на девушку из сна: хрупкая, нежная и даже, кажется, ранимая. Изящная тонкая шея. Утонченные черты лица. Белоснежная кожа с робким румянцем на щеках.

'Тебя поцеловала луна', — шептала ей когда-то нянечка, что была приставлена к маленькой принцессе в детстве.

'В твоих волосах живет ночь', — приговаривала она, пропуская длинные пряди сквозь зубцы костяного гребня.

'Твои губы нежнее лепестков экуры', — говорила она, смотря на то, как улыбается ей принцесса.

'Однажды ты станешь счастливейшей из женщин', — завистливо вздыхала пожилая женщина.

'Почему?' — затаив дыхание, спрашивала маленькая Йолинь.

Принцессе нравилось, когда её хвалили. Но ещё больше ей нравились невероятные сказки о её несомненно прекрасном будущем, что рассказывала ей старая Мэй.

'Потому, что невозможно не любить луну. Невозможно не увидеть тайну в темной ночи Аира. Нельзя не восхищаться первым цветением экуры', — усмехалась старушка, смотря как довольно щурится её воспитанница.

— Лучше бы тебе было рассказать мне правду, Мэй, — тихо прошептала принцесса своему отражению. — Ведь луна — это солнце для тьмы, а ночь — пристанище зла. Ну, а цветы… вянут слишком быстро, чтобы думать о них достаточно долго.

Она вновь замолчала, все глубже погружаясь в омут своих мыслей. Вспоминая, как уходит её супруг на руках с другой. То, как такая глупая, до смешного нелепая интрига, окончательно развела их по разные стороны.

Порой она невольно вздрагивала, но тут же обхватывая себя покрепче руками, старалась сосредоточиться на дыхании.

Ей было страшно. Вместе с болью в душе начинала ворочаться, будто просыпаясь от долгого сна, тьма. Её такая старая подружка с уродливым лицом и гнилой душой, которая уже, казалось, навсегда оставила её.

Тьма нашептывала ей, будто уговаривая, распахнуть сундук, достать всего несколько мешочков и одну иглу… Всего несколько минут займет приготовление смеси, один осторожный укол там, где никто не заметит, и больше не будет ни соперницы, ни этого чувства, словно она — пятое колесо в телеге…

Помимо воли эти мысли просачивались в её разум, пока ей не стало казаться, что ещё немного и она сойдет с ума! Резко зажмурилась, но вновь вздрогнула от того, что на её плечи легли чьи-то широкие тяжелые ладони.

— Я должен попросить прощенья, — коснулся её слуха мужской голос, только сейчас в нем не было ни гнева, ни такого знакомого ей льда.

Она так увлеклась своими переживаниями, что даже не услышала, как он вошел. Не почувствовала его. И сейчас просто не ожидала, что он скажет нечто подобное!

— За что? — кое-как совладав с собственным голосом, спросила она.

— М, — задумчиво произнес он, — наверное, за все?

Ей показалось или в его голосе слышалась улыбка?

— За то, что с самого начала не сумел найти слов, чтобы правильно все объяснить? За то, что не посчитал важным разъяснить ситуацию с Марсией? Быть может, за то, что позволил произойти всему этому?

Должно быть, она за все время их знакомства не слышала от него столько слов сразу, сколько слышит сейчас. Быть может, она все-таки сошла с ума?

— Она ждет твоего реб…, — начала было она, пытаясь дать понять, что не винит его за такое отношение.

Она бы, будь на его месте, вела бы себя гораздо хуже, защищая собственное счастье.

— Не от меня, — покачал он головой, а его белоснежные пряди волос упали на её плечи.

Она смотрела на них, сама не понимая, почему этот момент кажется ей столь личным, когда пряди её черных волос причудливым образом оказались смешаны с его белоснежными. Ей показалось это сочетание странно знакомым. Будто символ единения двух начал, столь почитаемый на её родине. Это казалось таким правильным…

— В любом случае, — его руки легко соскользнули с её плеч, и она вдруг поняла насколько согревающим было тепло его ладоней, когда он отошел от неё, — я должен был объяснить и извиниться.

Она обернулась, чтобы иметь возможность видеть его лицо во время разговора. Своим ощущениям она доверяла лишь на половину, поскольку было очень странным не чувствовать гнева или раздражения с его стороны. Он смотрел на неё спокойно. В кои-то веки ей не казалось, что он вот-вот обратится снежной бурей, поглотив её в своем гневе. Это было непривычно и приятно…

— До того, как Совет принял решение о нашем браке, я и Марсия…