Властитель мира

– Полагаю, я был достаточно терпелив с вами и даже не предъявил обвинения в лжесвидетельстве. Впредь держите свои выдумки при себе! И еще: если в дальнейшем вы продолжите самостоятельное расследование или же начнете распускать слухи, которые…

Пока дознаватель давал волю своему раздражению, взбешенный Танкред отступил на шаг, скинул с плеча винтовку Т-фарад и направил ее на перегородку. Поняв, что собирается сделать этот солдат, дознаватель закричал, потом инстинктивно бросился на землю. Танкред открыл огонь.

В голубоватой вспышке несколько метров стены разлетелись вдребезги, выбросив в воздух тысячи осколков пластика и углеродных частиц. В замкнутом пространстве маленькой комнаты ударная волна заряда Т-фарад ударила по барабанным перепонкам всех, кто там находился, вызвав мучительный свист в ушах. Из соседних помещений раздались удивленные крики перепуганных работниц.

После того как рассеялся дым, все присутствующие смогли ясно увидеть, что за перегородкой, которую разнес Танкред, находятся только технические коммуникации, теперь перекрученные и разодранные, идущие вдоль простой металлической стены. Ни следа загадочного коридора.

– Срань господня! – заорал Алькандр Данон, немного придя в себя. – Вы что, совсем спятили?!

Танкред с искаженным от ярости лицом поставил оружие на предохранитель и вышел вон в сопровождении Энгельберта, которого все происшедшее совершенно выбило из колеи. Пока полицейские, отряхивая форму, вставали на ноги, со всех сторон сбегались взбудораженные взрывом люди.

– Это вопиющая безответственность, Тарент! – ревел Данон вслед удаляющемуся яростными шагами Танкреду. – И не думайте, что вам все сойдет с рук, каким бы княжеским сынком вы ни были! Вы за это ответите!

Энгельберт с трудом поспевал за Танкредом, который на полной скорости несся на стадион, где проходила тренировка. У него в голове не укладывалось, как ситуация могла так быстро скатиться к катастрофе.

– Тебе обязательно было это делать? – спросил Турнэ.

Танкред резко остановился и развернулся к нему. На мгновение Энгельберт испугался, что лейтенант потеряет контроль над собой.

– А тебе обязательно было предупреждать полицию, черт тебя подери?

– Если я втравил тебя в неприятности, поверь, я совсем не этого хотел, – ответил Энгельберт. А поскольку Танкред молчал, он продолжил: – Ты только не злись, если я спрошу: ты совершенно уверен в том, что вчера видел? Я имею в виду, ты уверен, что это именно то место?

– Конечно же я уверен. Какого дьявола я стал бы придумывать такую историю?

– Я и не говорю, что ты ее придумал; всякий может ошибиться.

– А в данном случае ошибся ты. Тебе не следовало сообщать им. Как раз из-за того, что ты это сделал, они там все перестроили!

– Но ради всех святых, кто такие эти «они»? Полиция?

– Я не знаю, но власти им не занимать, это точно!

Энгельберт предпочел не углубляться в тему. Его друг слишком разгорячился, и в любом случае, прав он или нет, зло уже свершилось. И виноват в этом отчасти он сам, Энгельберт.

– Танкред, я думал, что поступаю правильно, предупредив полицию, а теперь вижу, что мой поступок будет стоить тебе серьезных неприятностей. Мне очень жаль.

Несгибаемость моральных устоев Энгельберта частенько выводила Танкреда из себя. Однако он знал, что за его действиями никогда не скрываются ни задние мысли, ни недоброжелательность. Всего лишь благие намерения, многими из которых, как часто случается, была вымощена дорога в ад.

Тяжело вздохнув, он дружески хлопнул своего оператора-наводчика по плечу:

– Ладно, не переживай. Как-нибудь выпутаюсь, не впервой.

* * *

Голоса обсуждающих текущие вопросы баронов сливались в монотонный гул, в который погруженный в свои размышления Петр Пустынник не слишком вслушивался. Совет крестоносцев шел уже час, но Pгаеtor peregrini никак не мог сосредоточиться на предмете разговора. Правда, утром он выдержал беседу с Урбаном IX, а это всегда было серьезным испытанием.

Оборот, который после скандальной выходки Танкреда Тарентского ранним утром в центральных прачечных приняли события, вынудил его снова испросить – второй раз за каких-то сорок восемь часов! – мнение папы. И к большому удивлению Петра, который полагал, что нет причин слишком уж беспокоиться из-за простого срыва раздраженного солдата, Урбан явно отнесся к происшедшему очень серьезно. Похоже, он считал, что дело представляет собой весьма деликатную проблему и следует уделить ему самое серьезное внимание.

По зрелом размышлении папа посоветовал Петру объявить Совету крестоносцев о принадлежности Танкреда к ордену Храма, дабы продемонстрировать, что этот человек по сути своей лишь недостойный доверия притворщик, скрывающий свое истинное лицо от всех, включая собственного дядю Боэмунда Тарентского. Однако не следует допустить, чтобы эта информация просочилась за пределы стен Совета, иначе орден немедленно подаст официальный протест. Говоря яснее, следовало найти деликатный подход.