Властитель мира

Харберт ждал нас с суровым лицом, скрестив руки. Я не сомневался, что Паскаль не перенесет еще одного унижения. Он разнесет в клочья нашего идиота-начальника, едва тот раскроет пасть, чтобы нас облаять, что он, по всей очевидности, и собирался сделать. А потому, не желая, чтобы мой друг оказался в тюрьме за мятеж, я решил обратить весь гнев Харберта на себя.

Прежде чем он успел хоть что-то сказать, я с ходу заявил:

– Мы глубоко сожалеем, что опоздали. Мы встретили людей из Legio Sancta, с которыми я, к несчастью, повел себя недостаточно уважительно. Они пожелали научить меня, как с ними следует обращаться. Я их заверил, что усвоил урок, и они позволили нам уйти, но с опозданием. Из-за проявленного мною неуважения Паскаль Жалоньи также, к сожалению, был вынужден задержаться.

Харберт уставился на меня выпученными глазами: я заткнул ему пасть. Полагаю, в этот момент он пришел к выводу, что я поистине законченный идиот. Однако моя стратегия сработала, поскольку он знаком велел Паскалю отправляться за свой пульт и сосредоточился на мне:

– Я неоднократно предупреждал вас, Вильжюст, что ваша наглость доставит вам неприятности. И можете мне поверить, это только начало. А пока что немедленно принимайтесь за работу. А с обращением к медикам вполне можете подождать до вечера.

Я повиновался, пораженный тем, что так дешево отделался. Но я недооценил зловредность этого человека.

– А чтобы в дальнейшем отбить у вас охоту опаздывать, я налагаю на вас четырехмесячный запрет на связь с Землей…

Сраженный ударом, я замер на месте. Четыре месяца относительного времени без единого сеанса тахион-связи. Полгода без новостей от Гийеметты и папы! У меня перехватило дыхание и в глазах на мгновение помутилось. Пульс застучал как бешеный, вызвав внезапное головокружение. Короче, я был готов слететь с катушек. Все, о чем я мечтал в этот момент, – раздавить таракана, размазать его кулаками и ногами. Но не брошусь же я сломя голову в ту самую ловушку, избежать которой постарался помочь Паскалю. Харберт только того и ждет, и этого удовольствия я ему ни за что не доставлю.

Поэтому я сделал глубокий вдох и занял свое место, чувствуя издевательскую ухмылку начальника, так что мне даже не нужно было оборачиваться, чтобы ее увидеть.

* * *

– Вольно! – бросил Танкред, входя в раздевалку.

Солдаты 78-го по-прежнему вставали по стойке смирно, когда он заходил в помещение; а ведь он освободил их от соблюдения военного протокола всего через несколько недель после того, как принял командование подразделением. Даже понимая всю пользу этих правил, Танкред всегда считал их чересчур громоздкими и навязчивыми для повседневного употребления. Единственное, чего он требовал от подчиненных, – обращения «мой лейтенант» и положенного приветствия в присутствии постороннего офицера. В остальное время они могли вести себя с ним как с любым другим однополчанином.

Он поставил свою полученную в арсенале перед приходом винтовку Т-фарад в оружейные козлы раздевалки и принялся натягивать легкие доспехи, готовясь к сегодняшней тренировке. Это обмундирование называли легкой броней, потому что весило оно намного меньше, чем боевой экзоскелет «Вейнер-Ников», но ничего легкого в нем не было. Кстати, именно для того, чтобы привыкнуть к его весу, люди и вынуждены были носить его даже во время простых физических разминок. Сегодняшняя программа, установленная разработчиком, предусматривала только отработку группового переформирования.

Продолжая одеваться, Танкред наблюдал за братьями Турнэ. Льето, не такой жизнерадостный, каким был до трагедии, казался все же отдохнувшим и более расслабленным. Он разговаривал с кем-то из друзей, но уже без недавней хрипоты в голосе и не с таким мрачным лицом, как в предыдущие дни. Энгельберт, напротив, этим утром казался нервным и замкнутым; время от времени он тайком поглядывал на Танкреда, и тот подумал, что его полевой наводчик все еще сердится из-за их довольно напряженного утреннего спора.

Танкред знал, что следовало бы извиниться. Он позволил себе вспылить, а не должен бы. Вообще-то, Энгельберт рассуждал вполне здраво. В конце концов, он всего лишь пытался защитить брата. Проблема в том, что Танкред не очень представлял себе, как объяснить фламандцу, почему затронутая тема для него так болезненна. Пришлось бы рассказать о своих демонах, а вот к этому он пока не был готов. Однако Танкред обещал себе, что после тренировки отведет Энгельберта в сторонку и извинится за свою горячность.

– Семьдесят восьмое П/К, ваша очередь! – крикнул диспетчер тренировок, сунув голову в дверь.

Все направились к выходу из раздевалки, устроив небольшую толкучку у дверей, где каждый спешил забрать свое оружие с длинных стоек вдоль стен.

– Ну и видок у вас, мой лейтенант! – воскликнул Олинд, когда проходил мимо Танкреда. – Можно подумать, поспать вам ночью не пришлось.

Его неизменный спутник Дудон, шагавший следом, не преминул добавить:

– Так-так, лейтенант, мы теперь дома не ночуем? Нашли себе милашку, а приятелям ни слова?