Властитель Вселенной

Монтроз, улыбнувшись такому повороту беседы, протянул руку, чтобы включить воспроизведение, но застыл, когда Ивард заговорил снова.

— Ну, я правда хотел спросить... только не про оперу. — Он подался вперед, смешно растопырив локти. — Брендон говорил, вы шевалье, значит, вы тусовались в Мандале, да?

Омилов улыбнулся.

«Тусоваться». Очень точное определение для многих при дворе».

— Да, некоторое время.

— А Прерогата вы видали?

Омилов удержался от смеха. Каждый день, в зеркале. Потом он ощутил легкую грусть. Разве сейчас это имеет значение? Он вдруг понял, что возможность при необходимости авторитетно говорить с абсолютным правителем Тысячи Солнц служила ему опорой в жизни. Теперь он лишился и этого.

— Ну, Ивард, ответить на этот вопрос не так легко. Ты ведь не знаешь, что тот или иной человек служит Прерогатом, пока он не уйдет с этого поста. Конечно, я был знаком с несколькими бывшими Прерогатами после того, как они оставили свою должность, в силу тех или иных причин раскрывшись, но никого, пока их деятельность оставалась скрыта. Так что, отвечая на то, что, мне кажется, действительно хотелось тебе узнать, скажу: между Тайным Прерогатом и любым другим человеком нет никакой внешней разницы.

— Значит, все и правда как в «Невидимых». Всякие гады так и не знают, пока не станет поздно!

— Вот именно. Так что, смотрим дальше?

Ивард молча кивнул, он снова откинулся на спинку кресла, и Монтроз включил воспроизведение. Время от времени он продолжал поглядывать на юного рифтера. Поначалу Ивард ерзал на месте. Постепенно музыка захватила паренька, и к финалу арии Отречения к удивлению и даже радости своей Омилов увидел на глазах у Иварда слезы. Он вспомнил, что рассказывал Осри о прошлом этого паренька.

«В упорядоченном мире Панархии для этой души не нашлось иного места, кроме как среди грубой рабочей силы. Здесь, по крайней мере, у нее есть место для роста — никто не пытается сломать его».

Впервые Омилов начал в полной мере осознавать ту огромную, никем не изученную роль, которую рифтерская культура играет в жизни Тысячи Солнц.

«Но уже слишком поздно. Мы отвергли их, и они стали орудием в руках нашего злейшего врага».

На голограмме тем временем умирающий Макклом Сингх лежал перед Изумрудным Троном. На троне Лишенный Лица — по обыкновению его роль исполнял актер в маске, лишавшей лицо очертаний, — бессильно съежился, осознав свое поражение. Ивард едва сидел, совершенно захваченный действием; лицо его сияло от возбуждения и печали, которые всегда пробуждает настоящая трагедия.

«Но не все, — решил Омилов, — Душа этого мальчика не пережила бы общения с теми, кто вступил бы в союз с Эсабианом».

В первый раз, несмотря на неудачный разговор с капитаном, в нем затеплилась надежда, что они еще могут спастись с Сердцем Хроноса.

18

Нам страшно, нам страшно.

Мне непонятен ваш страх.

Мы боимся распада стаи-Телварна, ибо для эйя распад стаи — исчезновение.

Снова повторяю вам: то, что для эйя — исчезновение стаи, для людей — исправление, так же как исправление для эйя может означать исчезновение людей. Каждый из собрания, которое вы называете стаей, уйдет, чтобы вступить в другие собрания, и это для нас исправление. Снова повторяю: «Телварна» не настоящая стая.

Но Вийя — ее мыслемир, а те, кто внутри металлической пещеры, — члены ее стаи.

Я слышу, как слышат эйя, но я не мыслемир. У людей нет мыслемиров.

Нам страшно.

Снова повторяю: мне непонятен ваш страх.

Слова, которые мы праздновали, несут образы, способные меняться. И мы страшимся, ибо мы вступаем в хаос, у которого нет центра.

Мы приближаемся к собранию людей, которое называется Рифтхавен. Я слышу ваш страх и советую вам уйти в свой мыслемир. Празднуйте слова, которые вы узнали, но не забывайте и о моем смятении. Снова спрашиваю вас: в мыслемире одна стая или много?

* * *

Вийя почувствовала выход эйя; они уже начали впадать в спячку. Она закрыла глаза, глубоко дыша. С каждым разом контакт давался ей все легче, но даже так он все еще заканчивался головокружением, стоило ей проявить хоть немного неосторожности.