Мухаммед отправился в путешествие с надеждой и пустил все опасения и предостережения своих спутников на ветер. Но теперь, когда он прибыл на границу священной земли Мекки, его все же охватила тревога: нападение в виноградных горах Таифы, когда Бен Яхш убил во время перемирия двенадцать корейшитов… Этим Омаяд мог вполне воспользоваться в качестве предлога, чтобы теперь так же мало обращать внимания на перемирие.
Ему сообщили, правда, что Абу Софиан, как одержимый злыми демонами, покинул лагерь под Мединой и что в городе Мекке не хотел бы продолжения вражды. Но все же лучше быть осторожным.
Поэтому пророк изменил направление марша и поехал дальше по границе священной земли, пока не достиг холма Ходейбийя. Там он приказал разбить лагерь и справился о том, кто был готов выехать в город корейшитов в качестве посла.
После долгих разговоров на это решился Отман. Мухаммед был удовлетворен таким решением лишь наполовину. Конечно же, из всех мусульман только Отман был в Мекке в большей безопасности, так как уважали его богатство и родство с Абу Софианом. Хотя более охотно пророк послал бы другого человека, всем сердцем безраздельно поддерживающего новое учение. Он взглянул на Омара эль’Ади, ждал, не вызовется ли тот. Но Омар оставался безмолвным.
Итак, это был Отман, севший на лошадь и поскакавший вниз с холма. Мухаммед смотрел ему вслед, ночь была светла — далеко на равнине можно было следить за черной тенью коня и всадника.
Лунный свет отражался на вершинах скал, как и тогда, когда он бежал в пустыню с верным Абу Бекром. Много прошло времени с той ночи до сегодняшней — и великая печаль, нахлынувшая на него, когда он вспомнил о прошлом, не могла быть не чем другим, как усталостью души, несущей тяжелое бремя, возложенное на нее Богом.
В то время как он смотрел вслед всаднику и пережи вал картины прошлого, получавшего все большую власть над ним, были разбиты лагерные палатки и зажжен костер. Пророк вспомнил об Аише, которую выбрал из своих жен сопровождать его в этом паломничестве, он радовался ее улыбке и болтовне — хотел подняться и пойти к ее палатке, но не только душа, но и тело было уставшим. Он не мог подняться.
Четыреста лагерных костров горели в эту ночь на холмах Ходейбийя; он знал, что теперь корейшиты стояли на ступнях Каабы, смотрели ввысь и гадали, какое же из арабских племен собрало так много народу для паломничества.
И все же эту ночь можно было бы истолковать как недоброе предзнаменование, если бы исход всех событий не определялся Богом и страдание не могло бы омрачить тех, кто полностью отдал себя на волю Аллаха. Потому что когда были разбиты палатки и сняты паланкины со спин верблюдов, выяснилось, что паланкин Аиши был пуст. Сначала никто не осмеливался сообщить об этом пророку, женщину искали во всех палатках и у всех костров — напрасно. Таким образом, кто-то должен был решиться рассказать об этом ему.
«О господин' О посланник Бога! Аиша исчезла!»
Мухаммед взглянул на взволнованные лица погонщиков верблюдов и расстроенную мину Али, которому он доверил заботу о своем ближайшем окружении.
«Господин! Должно быть, джинн пустыни увидел Аишу сквозь щелку в занавеси и, возгоревшись любовью, украл ее!»
«Господин, мы прикрепили паланкины к спине верблюда, когда отправлялись в путь с нашего последнего места стоянки…»
«Вы заглядывали внутрь?»
Нет, этого они не делали. Как смогли бы они осмелиться на это, осквернить мать верующих своими взглядами?
Не поняли ли они по весу паланкина, что Аиша там не находилась?
Нет, тоже нет. Дочь Абу Бекра так хрупка, что имеет вес пестрой райской птички, сам по себе паланкин все-таки тяжелое сооружение из палок и материи. Нет, по весу они не смогли бы ничего понять… Но где же тогда должна быть Аиша? Отправление в дорогу целого каравана не проходит так быстро и бесшумно; если бы она была в паланкине, то услышала бы рев верблюдов, шум людей и пришла бы.
Пророк кивнул. «Вы не виноваты, — подтвердил он и подал знак, чтобы погонщики верблюдов удалились. Своего племянника Али он остановил. «Где она может быть?» — спросил он и больше не пытался скрыть свое беспокойство.
«Аллах знает это», — ответил Али мрачно. Рассеянный ужас, охвативший его, когда он увидел, что паланкин пуст, прошел, а спокойные слова Мухаммеда: «Вы не виноваты» уничтожили последние остатки этого страха. Теперь он был склонен представить задание, которое он так плохо выполнил, невыполнимым. «Кто может уследить за женщиной? Легче охранять пустынного тушканчика в паланкине, чем женщину, чьи мысли идут по путям, о которых никто не знает…»
Супруг Фатимы постепенно — хотя их брак и не был хорошим — все же стал придерживаться взглядов своей жены: как и она, он презирал легкомысленную маленькую Аишу и завидовал ей из-за влияния на пророка. В глубине души он думал: надо надеяться, что она потерялась навсегда.