Властители душ

Власть! Господи Боже, теперь у него была власть над всеми ними, он всегда будет властвовать, отныне и впредь! Он сможет входить в их дома, в самые священные и тайные уголки, а войдя, делать с ними все, что ему заблагорассудится. И не только с женщинами. С мужчинами тоже. Стоит ему только приказать, и мужчины будут ползать перед ним на коленях. Они позволят ему развлекаться с их женами. Они отдадут ему своих дочерей, своих девочек-подростков. Они не посмеют запретить ему проделывать с ними что угодно из ряда вон выходящее. Он может потребовать любую жуть, и исполнять его приказы они будут с радостью. Но в общем он будет милостивым правителем, благожелательным тираном, скорее отцом, чем тюремщиком. "Сапогами по липу" – это не для него. При этой мысли он улыбнулся. Десять лет назад, когда он еще читал лекции и писал о том, что ждет в будущем человечество с точки зрения поведенческих моделей и контроля над сознанием, как насмехались над ним, как осуждали его коллеги-ученые. В лекционных аудиториях, где с трудом досиживали до конца, он выслушивал бесчисленные самодовольные сетования, перемежающиеся проповедями о вторжении в тайны и сокровенные глубины человеческого мозга. Ему приводили цитаты сотен великих мыслителей, сочиняли на него эпиграммы – некоторые он помнит по сей день. Как раз одна, о будущей судьбе человечества, и содержала ряд описаний, среди которых пресловутое "сапогами по липу" – еще не самое сильное. Ну, это, конечно, иносказание. Сапоги, символизирующие жестокую авторитарную власть, только средство удерживать массы в повиновении. Теперь, когда существуют наркотики и программа "ключ-замок", всякие намеки на солдатский сапог архаичны. Никого больше не будет давить солдатский сапог. Разумеется, для избранных женщин у него найдется кое-что получше ботфорта, чтобы поиграть с их личиками. Массируя себя сквозь брюки, он смеялся. Власть. Сладкая, сладкая власть.

– Бренда.

Содрогаясь, задыхаясь, слегка подгибая колени, она довела себя до кульминационного момента с помощью собственного указательного пальца.

– Бренда.

Наконец она взглянула на него, вспотевшая, "со взмокшими волосами, потемневшими у корней. Он сказал:

– Иди на софу. Стань на колени спиной ко мне и держись руками за подушки.

Проделав все это, выставив свою белую попку, она оглянулась через плечо:

– Быстрее. Пожалуйста.

Смеясь, он отодвинул со своего пути кофейный столик, который опрокинулся на ковер и отъехал к стеллажу с журналами. Он стоял позади нее, снимая брюки и желтые, в полоску, трусы. Он был готов, с вздувшимися венами, твердый, как железо, огромный, как никогда, здоровый, как дуло ружья, как жеребец. И красный. Такой красный, словно по нему текла кровь. Он пробежал рукой по ее ягодицам, по золотистому пушку на ее спине, вдоль боков, скользнул вниз, к груди, коснулся нежной кожи, просунул пальцы между ее ногами. Она вся взмокла, готовая куда больше, чем он. Он даже чувствовал идущий от нее запах. Улыбаясь, он заявил:

– Ты настоящая шлюха. Просто маленькая сучка. Этакое животное. Правда, Бренда?

– Да.

– Скажи, что ты маленькое животное.

– Да. Я маленькое животное. Власть.

– Чего ты хочешь, Бренда?

– Хочу, чтобы ты вонзился в меня.

– Вот как?

– Да.

– И сильно тебе этого хочется?

– Ужасно сильно. Сладкая, сладкая власть.

– Чего ты хочешь?

– Ты знаешь!

– Разве?

– Я уже сказала!

– Скажи еще раз.

– Ты меня унижаешь.

– Да я еще и не начал.

– О Боже.

– Послушай, Бренда.

– Что?

– У тебя внутри становится все горячее. Она тихо вскрикнула. Содрогнулась.

– Чувствуешь, Бренда?

– Да.

– Все горячее и горячее.

– Нет.., я не могу…

– Не можешь вынести?

– Так горячо. Почти больно. Он улыбнулся.

– Так чего же ты хочешь?

– Я хочу, чтобы ты вонзился в меня.

– Видишь, Мириам? Я кое-что значу. Кто ты, Бренда?

– Я "замок".

– А еще ты кто?

– Шлюха.

– Я не слышу, чтобы ты часто повторяла это.

– Шлюха.

– Тебе горячо?

– Да. Да. Пожалуйста!