В начале своего правления Тиберий правил в согласии с сенатом и проявлял терпимость и скромность. По словам Светония Транквилла, «он даже установил некоторое подобие свободы, сохранив за сенатом и должностными лицами их прежнее величие и власть», но уже тогда Тиберий сделал один чрезвычайно важный шаг, ограничивший прежнее влияние народного собрания, — он навсегда лишил народное собрание права выбора должностных лиц.
При Тиберии, гораздо меньше, чем Октавиан, считавшемся с настроениями простолюдинов, должностных лиц стали избирать сенаторы, а не собрания граждан на Марсовом поле (при Октавиане эта процедура формально проводилась так же, как и во времена республики). Такое ущемление прав народного собрания римская знать восприняла в общем-то с удовлетворением, так как прежние выборы были весьма разорительны — раньше желающий быть избранным вынужден был угождать толпе, устраивая за свой счет гладиаторские бои, театральные представления и различные раздачи, вместе с тем теперь, при послушном императору сенате, неугодный императору человек просто не мог быть избран.Сенат при Тиберии не был совершенно бессловесен. Известны случаи, когда некоторые решения, правда по не слишком важным вопросам, принимались и вопреки его предложениям. Так, Светоний Транквилл приводит случай, когда «он предложил, чтобы деньги, завещанные городу Требии на постройку нового театра, пошли на починку дороги, — тем не менее отменить волю завещателя ему не удалось». Приведенный выше случай говорит нам сразу о двух аспектах — во-первых, показывает, что Тиберий допускал споры и возражения, а во-вторых, что он предпочитал помпезности практичность.
В последние годы жизни Октавиана Августа экономика империи переживала не лучшие времена, и Тиберий главное внимание уделял именно укреплению экономики. Ведать своими личными доходами Тиберий «обычно поручал честнейшим людям, иногда ранее ему неизвестным, но доверяясь их доброй славе; принятые к нему на службу, они неограниченно долгое время пребывали в ней, так что большая их часть достигала старости, выполняя все те же обязанности».
Отличаясь экономностью в расходовании государственных средств, он ограничивал лишние расходы. Зрелища Тиберий не жаловал и устраивал редко. Так, Луций Анней Сенека
в своей книге «О провидении» пишет: «Во времена цезаря Тиберия я сам слыхал, как гладиатор-мирмиллон по имени Триумф жаловался, что редко устраиваются игры: «Лучшие годы пропадают напрасно!» За подобную скупость Тиберия недолюбливал городской плебс, привыкший к подачкам и частым бесплатным зрелищам, но Тиберия больше интересовало состояние государственных финансов, чем мнение толпы.Несмотря на отдельные мятежи, провинции при Тиберии находились в относительно хорошем состоянии, произвол наместников сдерживался за счет контроля из Рима. Ему удалось значительно расширить дорожную сеть, особенно в Галлии, Испании и в Придунайских провинциях, а также прекратить разбои на дорогах.
Большой проблемой того времени было усилившееся расслоение общества. Непомерные траты римской знати на предметы роскоши и устройство пиров вызывали справедливые нарекания сограждан и истощали финансы (согласно Плинию Старшему, ежегодно римляне тратили только на закупку товаров из Индии около 100 миллионов сестерциев, — сумма не только по тем, но и по нынешним временам весьма немалая). Но когда несколько эдилов поставили перед сенатом вопрос о необходимости более строгого соблюдения принятого еще во времена Юлия Цезаря и дополненного в 22 году до нашей эры Октавианом Августом закона об издержках, определявшего предельные размеры издержек на стол, одежду и убранство домов, Тиберий, сам живший сравнительно скромно, не стал принимать ожидаемых от него популистских мер. Взвесив все аргументы, он заявил: «Быть может, отцы сенаторы, при рассмотрении других дел было бы полезнее, если бы я выслушивал ваши вопросы, лично присутствуя среди вас, и говорил тут же о том, что, по-моему, нужно для общего блага. Но при обсуждении этого дела мне было лучше отсутствовать, дабы я не видел своими глазами и в некотором роде не ловил с поличным отдельных сенаторов, которых вы осуждаете за постыдную роскошь и на чьи лица и чей испуг вы бы указывали мне вашими взглядами. И если бы ревностные мужи эдилы предварительно спросили меня о моем мнении, то, пожалуй, я скорее посоветовал бы им предоставить эти могущественные и укоренившиеся пороки самим себе, чем вести с ними борьбу, чтобы в конце концов обнаружить перед всеми, с какими позорными недостатками мы не в состоянии справиться».