Властители Рима

«Мне небезызвестно, — упрекнул сенаторов Тиберий, — что на пиршествах и в кругу друзей многие осуждают это злой требуют его ограничить, но если кто-то пытается издать закон и назначить за это наказания, то те же самые лица кричат, что переворачивается государство, что хотят истребить всю знать, что никто не свободен от обвинения в этом преступлении». Далее Тиберий резонно заметил, что страсть к роскоши нельзя подавить простым ужесточением законов, так как это болезнь души и тут надо лечить именно души людей, с тем чтобы они изменили к лучшему чувство меры дозволенного, добавив, что «если кто из высших должностных лиц обещает такое усердие и такую твердость, что для него будет посильным вступить в борьбу с роскошью, я воздам ему похвалу и признаюсь, что он снимает с меня часть моего бремени; но если они пожелают подвергнуть пороки лишь словесному бичеванию, а затем, добыв славу, оставят мне распри, то поверьте, отцы сенаторы, и я также не хочу попреков; мирясь с ними, тягостными и по большей части несправедливыми, в делах государственной важности, я по праву прошу избавить меня от пустых и бесплодных, не возмещаемых пользой ни для меня, ни для вас».

После этих слов императора с эдилов была снята забота о борьбе с роскошью. С тех пор прошло почти две тысячи лет, и мы, зная многие безуспешные попытки обуздать роскошь рескриптом, указом или законом, должны признать, что Тиберий поступил тогда наиболее правильно. Проблема непомерных же трат на роскошь в Риме в большей или меньшей степени тревожила Рим до самого момента его падения, но точно так же она проявлялась и продолжает проявляться и в других государствах, действительно являясь прежде всего проблемой установившейся морали.

Однако, не пытаясь одним махом решить все проблемы, Тиберий предпринял ряд разумных мер по ограничению непродуктивных расходов. Он отрицательно относился к чрезмерному увлечению римлян актерами. После того, как во время одного из представлений в театре возникли беспорядки, приведшие к гибели не только нескольких граждан и пытавшихся навести порядок солдат, но и одного центуриона, Тиберий добился от сената принятия по этому поводу специального закона. Были установлены предельные размеры жалованья актерам и приняты постановления против разнузданности их поклонников. Сенаторам запрещалось посещать мимов у них на дому. Римским всадникам также запрещалось встречаться с ними где-либо, кроме как в театре. Преторам предоставлялось право карать зрителей за чрезмерную распущенность изгнанием. Эти меры уняли пыл наиболее злостных забияк среди зрителей, однако беспорядки на зрелищах случались и в дальнейшем. А в 27 году в амфитеатре небольшого городка Фидены, неподалеку от Рима, произошла самая грандиозная катастрофа за всю историю империи. Некий вольноотпущенник Атиллий, надеясь получить хорошую прибыль, построил в Фиденах деревянный амфитеатр, чтобы давать там гладиаторские бои, но построил его недостаточно прочным и установил на ненадежном грунте. Любимые римлянами зрелища при прижимистом императоре Тиберии давались нечасто, и, узнав о предстоящих гладиаторских боях, трибуны заполнили не только жители Фиден, но и множество прибывших туда по этому поводу любителей зрелищ из Рима. Не выдержав напора толпы, переполненное здание перекосилось и рухнуло, подмяв под себя чуть ли не всех собравшихся и «унеся не меньшее количество жертв, чем их уносит кровопролитнейшая война». Число пострадавших достигало 50 тысяч человек.

Эта невиданная катастрофа потрясла Рим. Римская знать открыла двери своих домов. Повсюду раненым оказывали врачебную помощь и снабжали лекарствами. Все старались поддержать их «щедротами и попечением». Атиллий был отправлен в изгнание, а сенат принял постановление, воспрещавшее устраивать гладиаторские бои тем, чье состояние оценивалось менее чем в 400 тысяч сестерциев («дабы давать его для славы, а не для прибыли»), и возводить амфитеатр без предварительного исследования местности.

Одной из главных проблем империи, доставшейся в наследство Тиберию, был упадок в сельском хозяйстве.

По словам Тацита, отвергнув попытку начать кампанию по борьбе с роскошью и пожурив сенаторов за уделение внимания слишком мелким вопросам, Тиберий сокрушенно сказал: «Какой безделицей мы должны счесть это зло, если взглянем на все остальное! А ведь никто, к сожалению, не докладывает сенату, что Италия постоянно нуждается в чужеземной помощи, что жизнь римского народа каждый день зависит от случайностей моря и бурь и что, не поддерживай провинции своими излишками и господ, и рабов, и сами пашни, нам бы пришлось ожидать пропитания от своих увеселительных садов и вилл! Вот какая забота, отцы сенаторы, неизменно отягощает принцепса, и если она будет оставлена, ничто не сможет спасти государства!»