Мы не можем знать, было так или не было, но вся жизнь Тиберия и все достоверно известные его поступки склоняют к мнению, что обвинениям его в разврате верить не следует. Тиберий нередко бывал жесток и крут со своими противниками, но Рим он любил и, по словам Корнелия Тацита, «неизменно заботился не столько о благодарности современников, сколько о славе в потомстве». Зная, что многие после смерти постараются его очернить и оболгать, Тиберий говорил: «Что я смертен, отцы сенаторы, и несу человеческие обязанности, и вполне удовлетворен положением принцепса, я свидетельствую пред вами и хочу, чтоб об этом помнили потомки; и они воздадут мне достаточно и более чем достаточно, если сочтут меня не позорившим моих предков, заботившимся о ваших делах и ради общего блага не страшившимся навлекать на себя вражду. Это — храмы мне в ваших сердцах, это — прекраснейшие и долговечнейшие мои изваяния. Ибо те, что создаются из камня, если благоволение оборачивается в потомках ненавистью, окружаются столь презрительным равнодушием, как могильные плиты. Вот почему я молю союзников, и граждан, и самих богов, последних — чтобы они сохранили во мне до конца моей жизни уравновешенный и разбирающийся в законах божеских и человеческих разум, а первых — чтобы они, когда я уйду, удостоили похвалы и благожелательных воспоминаний мои дела и мое доброе имя».
Прочтя эти слова, сказанные Тиберием, читатель может сам сделать свой выбор. Но при всем при том, что Тиберий всегда старался помнить прежде всего об интересах государства, в последние годы сил его, видимо, не хватало для эффективного управления страной. Придворные интриги, которые стали плести его вельможи, могли погубить и губили многих представителей римской знати.
После того как Тиберий уединился на Капри, Сеян все более набирал силу. Перед ним заискивали, «свести знакомство с вольноотпущенниками Сеяна, с его рабами-привратниками почиталось за великое счастье!» Уже день рождения его всенародно праздновался в Риме, и повсюду почитались его изображения, казалось, еще немного — и он сменит престарелого Тиберия на императорском троне. В 31 году Элий Сеян получил от Тиберия разрешение жениться на бывшей жене его сына Друза Младшего — Ливии Ливилле. Это было пиком возвышения Сеяна. Внезапно Тиберий переменил свое к нему отношение.
Возможно, Элия Сеяна оболгали, обвинив его в том, к чему он был непричастен. Возможно и то, что он, не дожидаясь естественной кончины Тиберия, решил ускорить события, а может быть, пошел на это, опасаясь, что подрастают внуки императора — Калигула и Тиберий Гемелл. Впоследствии официальной версией стало то, что Элий Сеян в 31 году начал готовить переворот, но Антония Младшая —
мать Германика, которую Тиберий уважал и любил, — смогла сообщить ему о планах Сеяна. Тиберий понял всю опасность положения и не стал действовать открыто против ставшего всесильным временщика, но искусно организовал контрзаговор. С помощью преданного преторианского офицера — префекта города Рима Сертория Макрона он раздал щедрые подарки преторианцам и отвлек их от Сеяна. После этого Тиберий поручил Макрону зачитать в сенате свой обвинительный акт против заговорщиков. Сеян и другие заговорщики, а также многие их родственники были обвинены и казнены.Беспристрастно изучая события того времени, нельзя исключать и тот вариант, что Элий Сеян и не был виновен в тех деяниях, которые ему приписывали, а просто был оговорен своими противниками, но версия заговора Сеяна стала общепринятой (и она вполне вероятна).
После смещения Сеяна префектом преторианской гвардии стал Серторий Макрон.
Измена Сеяна еще более усилила подозрительность императора. Теперь он видел заговорщиков во всех сколько-нибудь выдающихся людях. Начались бесконечные процессы «об оскорблении величия» императора, заканчивающиеся осуждением и казнью обвиняемых. Доносчики процветали, а в безопасности не мог себя чувствовать никто. Перед казнью обвиняемых часто пытали.