Все может быть. Однако характеры официального отца и сына очень схожи, и Джулио всю жизнь почитал отца и регулярно писал ему письма. А благосклонность Колонны можно объяснить его политическими убеждениями и благодарностью за услуги Пьетро, а впоследствии и его сына.
Джулио с юных лет отличался феноменальной памятью, большой эрудицией, имел серьезный и пытливый ум, удивительно сочетавшийся в нем с непомерной подвижностью и шаловливостью. Непоседливый мальчик особенно полюбился Бенедетти, бездетному секретарю Колонны. Тот часто играл с ним, а во время приема посетителей Джулио нередко прятался под столом, усиленно изучая туфли вошедших. Позже он вполне серьезно и чаще всего правильно высказывал свое мнение об этих людях.
С согласия и одобрения своего патрона Бенедетти решил, что Джулио должен получить солидное образование. В семь лет мальчик был определен в Римскую Коллегию — бастион просвещения иезуитов. Там он показал прекрасные способности к изучению всех без исключения предметов и умение выступать на диспутах. В документах Коллегии тех лет отмечались его «добрый дух, способности и грациозные манеры». Перед юным Мазарини открывалась блестящая духовная карьера. Однако пытливый ум Джулио не вынес иезуитской схоластики. В 1622 г. Коллегия отмечала важное событие — канонизацию Игнасия Лойолы, основателя ордена, жившего в XVI в. Джулио был избран играть роль Игнасия и произнести по этому поводу торжественную речь. Сыграл он великолепно, но в своей речи выразил некоторые сомнения по поводу канонизации, выявил «грехи» Лойолы, о которых церковь позабыла или старалась не упоминать. Первый и единственный раз в жизни он не пошел на уступки. Но это послужило ему уроком, и впоследствии он стал мастером компромиссов.
В итоге священником Мазарини не сделался, но был даже рад такому обороту событий. В том же году Колонна послал молодого человека сопровождать в качестве компаньона своего сына Джироламо на учебу в испанский университет Алькала. Здесь Джулио в короткий срок успел в совершенстве изучить испанский, обзавестись необходимыми связями и получить степень доктора гражданского и уголовного права. Всегда склонный к риску, он вскоре записался солдатом в папскую армию в Испании, но, благодаря своим дипломатическим способностям, молниеносно сделал карьеру. В 1624 г. Мазарини, уже капитан римских войск, был направлен в Миланский гарнизон.
Здесь уместно вспомнить еще одну легенду, связанную с его именем. По пути в Милан Джулио якобы встретился с пармским астрологом, тогда считавшимся лучшим ясновидящим в Италии. Тот предсказал Мазарини блестящую карьеру во Франции и кардинальскую мантию в 40 лет. Люди XVII в. верили в такие вещи. Если это и правда, то не исключено, что после этого случая у молодого человека окрепла уверенность в своих возможностях, удаче и судьбе. По приезде в гарнизон Мазарини получил повышение — стал секретарем римского посольства в Милане. Сохранилось письмо Джулио отцу, написанное приблизительно в это время, где он выражает удовлетворение своей дипломатической деятельностью. Она в гораздо большей степени, чем карьера иезуита-священнослужителя, отвечала потребностям его натуры. С помощью приятного обхождения, тонкой дипломатической игры и умелого ведения дел ловкий и красивый секретарь приобрел признательность и поддержку Колонны, а также папского нунция в Милане Саккети и стал известен римскому папе Урбану VIII Барберини и его окружению.
Судьба Джулио Мазарини была во многом определена Тридцатилетней войной — главным событием политической и международной жизни XVII в. Ведь именно авторитет блестящего дипломата и человека «компромиссов», приобретенный за годы войны, позволил Мазарини в конечном итоге стать главой самого могущественного централизованного государства — Франции. Джулио впервые стал широко известен в Европе благодаря спору по поводу пресловутого «мантуанского наследства». В 1627 г. умер герцог Мантуанский из рода Гонзага (знаменитые камеи этой фамилии есть в Санкт-Петербургском Эрмитаже). Его наследство должно было перейти к французу — герцогу Шарлю де Неверу. Чтобы не допустить усиления французского влияния в Италии, Мадрид силой оружия поддержал претензии на Мантую герцога Савойского Карла-Эммануила, ставшего врагом Франции и насильно отрезавшего от мантуанского наследства в свою пользу часть маркизата Монферрато. Император Священной Римской империи Фердинанд II тоже присоединился к этому захвату «мантуанского наследства». Над Францией собирались грозовые тучи — возникла угроза полного окружения ее территории владениями испанских и австрийских Габсбургов.